Письма крови

Итак, я стоял практически на пороге комнаты, даже небольшого зала, служившей прибежищем для проведения богохульных обрядов сектой обществом развращенных богатеев. Я не был против разного рода кровавых оргий и, чего скрывать, не раз сам принимал участие в гораздо более разнузданных вакханалиях с гораздо более трагичным финалом для некоторых участников, поэтому мою мораль культисты не оскорбляли ни коим образом. Не оскорбляли они и моих религиозных чувств – несмотря на то, что с недавнего времени я получил достаточное количество доказательств, опровергающих мой атеизм, особых иллюзий относительно спасения своей души я не питал. Судьбу этих несчастных дураков определило лишь то, что они в своих развлечениях прославляли силу, которая была мне противна сверх меры. Силу, которую я ненавидел настолько безгранично, насколько любил Шарлотту. Силу, которую винил, и небезосновательно, во всех злосчастьях, приключившихся со мной. Хотя, никогда не жалел ни об одном принятом в жизни решении.

Как вы помните, счастье мое, в ритуальном зале находилось шестеро смертных мужчин, один наш соплеменник и три девушки, то ли шлюхи, то ли просто крестьянки, не чуравшиеся обслужить господ странным способом ради щедрой награды. Однако, награда их ждала совершенно иная – одна стала пищей вампира, другую задушили сектанты в момент кульминации своего шабаша. Третья каким-то чудом сумела вырваться из рук трех мужчин и сейчас рыдала у моих ног, моля о спасении. Что ж, я дал ей такой шанс… Когда первый из сектантов приблизился ко мне, я выхватил меч и одним ударом разрубил его надвое – по диагонали снизу вверх, от правого бедра до левого легкого. Нагое человеческое тело никак не могло сопротивляться моему тяжелому клинку, направленному с силой, в несколько раз превосходящей людскую. С остальными пятью произошло примерно то же самое, различалась лишь траектория ударов. Это было не сражение и даже не казнь. Просто старая добрая бойня, обычная работа мясника, не вызывающая никаких эмоций.

Вся расправа заняла минуту или даже меньше. Пол комнаты был почти полностью залит свежей горячей еще кровью. Ее запах не на шутку будоражил мои ноздри. Да, я бы с превеликим удовольствием выпил бы каждый из этих сосудов до капли! В конце концов, соблазн оказался сильнее меня. Я встал на колено возле ближайшего тела (кажется, оно даже еще подавало признаки жизни), расположил поудобнее относительно себя и резким движением оторвал голову (кажется, на голове была епископская митра), подставив рот под багряный фонтан, с силой забивший из новой раны. Буквально несколько секунд блаженного забытья, которые может себе позволить паломник, долгое время скитающийся по пустоши. Затем я встал и оглянулся. Мой соплеменник, верховодивший в секте, как и прежде, стоял за алтарем, и на его губах бегала странная кривая ухмылка. Видимо, произошедшее одновременно и позабавило и разозлило его. Спасенная же мной девушка так и сидела возле двери, закрыв лицо коленями и всхлипывая. Глупая, глупая бедняжка. Я же дал тебе шанс…

Я подошел к ней, взял за плечи и поднял. Ее глаза были полны слез и ужаса.

«Прости, дитя. Тебе просто не повезло» – с этими словами я свернул ей шею.

Она умерла сразу. Все равно, после такого ее ждал лишь кошмар безумия.

«Браво, мой друг! – услышал я голос вампира-чернокнижника практически у себя за спиной. – А я уж испугался, что ты позволишь этой самке покинуть нас». Обернувшись, я обнаружил своего собрата по проклятию в паре шагов от себя. Он оказался чертовски быстр. К тому же, явно очень стар и опытен, возможно, еще и искушен в какой-нибудь дьявольской магии, если таковая вообще подвластна не только отродьям сатаны. А я был тогда довольно молод даже по человеческим меркам и еще многого не знал и не умел в совершенстве, несмотря на то, что пережил уже больше, чем некоторым удается за несколько веков. Впрочем, вампир пока не собирался нападать. Он рассматривал, изучал меня, будто невиданное доселе чудо природы. «Не буду скрывать, меня задела твоя дерзость, – сказал он после длительной паузы. – Ты вторгся сюда без приглашения, устроил целую бойню и явно не собираешься уходить. Но я не могу понять, что движет тобой. Если бы понимал, вероятно, уже разорвал бы тебя на части за нанесенное оскорбление. Однако, любопытство сильнее… Я почти готов простить твою выходку…».

Глава секты стоял передо мной, как и был – практически обнаженным. Но это было, на мой взгляд, не бесстыдство, а некий античный героизм. Полное презрение к опасности и понимание своей безоговорочной победы. Даже, если я убью его, он не проиграет. Впрочем, убивать его я собирался в последнюю очередь. «Ты же сам сказал – во власти Бога даровать жизнь, а в нашей власти забрать ее. В их власти было забрать жизнь этих несчастных шлюх, а в моей власти – жизни их самих. В твоей власти было остановить своих… подопечных, – ответил я, держась столь же жесткого тона, как и мой собеседник. – Мне нет дела до милости Бога, но враги его противны мне, наверное, даже сильнее, чем ему самому. На то есть причины, как ты понимаешь». Вампир издал какой-то странный полурык-полусмешок: «Черт побери! Ты прав, я мог все остановить, но… Мне просто было любопытно, чем это закончится. Вероятно, я бы и сам выпотрошил этих богатеньких извращенцев рано или поздно, когда устал бы их развлекать. Иногда, даже абсолютная власть утомляет. Но пришел ты сюда не только за тем, чтобы облегчить мне жизнь, верно?».

«Верно, – согласился я. – Я ищу один монастырь. Странный монастырь, наподобие этой обители. Только там все по-настоящему, говорят, некоторые из Нечестивого Двора посещают его время от времени. Он должен находиться где-то во Франции, возможно, на юге. Точнее не знаю. Здесь я надеялся узнать больше о его расположении и существует ли такое место вообще». Мой собеседник резко переменился в лице. Вместо непроницаемого надменного спокойствия на нем появилось искреннее удивление. «Ты действительно вовсе не прост. И кое-что знаешь. Совсем немногое, я полагаю, но даже за эти крупицы можно лишиться жизни… или души… Вероятно, действительно следует убить тебя… Но не сейчас. Боюсь, твоя смерть будет слишком быстрой и незаслуженно простой, а это не принесет мне удовольствия, сравнимого с тем, какое ты подарил сегодня своим визитом. Это будет крайне невежливо с моей стороны.

Я расскажу тебе все, что могу рассказать, но большего от меня не требуй.

После беседы ты покинешь виллу и никогда не вернешься сюда.

При нашей следующей встрече один из нас умрет».

42

Снова мне предстояло покинуть свою любимую и почти уже родную Венецию, бросив все дела на неопределенный срок и поставив на кон свою жизнь в бесконечной игре с самым изощренным соперником – неизвестностью. Обитель дьяволопоклонников, прикрывшаяся стенами древнего монастыря, действительно существовала, и мне стало известно ее точное расположение. Это было какое-то совершенно забытое Богом и людьми ущелье на северной границе Французских Альп, где зима царит десять месяцев в году, а подъехать можно лишь по единственной козьей тропе, каждую минуту рискуя сорваться с нее и сгинуть в бездонной пропасти. Действительно, лучшего места для секты нельзя было придумать – просто-напросто никто в здравом уме никогда не поедет проверять, кому на самом деле молятся эти монахи. А если все-таки найдется такая отчаянная голова, то ее можно быстро успокоить, списав все на трагическую случайность и буйство стихии.

Я отправился в путь в одиночестве. Видимо, был некий непостижимый и безмерно притягательный для меня символизм в том, чтобы сменить роскошные шелка утомленного жизнью богача на грубое рубище скитальца-паломника. Благо, наступило то время года, когда ночи особенно темны и долги, а люди даже днем стараются держаться поближе к теплу домашних очагов. Те же незадачливые путники, следы которых пересекались с моими, почти всегда были обречены навеки остаться на этом перекрестке. И чем больше я отдалялся от обжитых людьми мест, тем больше я встречал следы тварей иной породы, отличной от звериной и противной всему живому в этом мире. Нет, моя милая, они не встречались на каждом шагу, однако имели вполне понятную тенденцию к учащению, будто бы указывая мне дорогу. Иногда демоны попадались мне на глаза, как правило, это были совершенно дикие сущности, лишенные разума и сознания, наподобие тех упырей, из которых состояла армия Дикой Охоты. Они не представляли для меня особой опасности, так как были не в состоянии понять моей природы – ни к миру Бога, ни к миру дьявола я не принадлежал.

Возможно, вы будете удивлены, но я не преследовал каждого встреченного демона, равно как и не выпивал кровь каждого встреченного человека. Многих я обходил стороной, многие сами обходили меня, едва завидев. К концу пути я действительно стал похож на восставшего из могилы кровопийцу, о которых испокон веков рассказывают шепотом страшные истории – моя одежда покрылась грязью и пропахла землей, кое-где порвалась и изрядно потерлась, ботинки стоптались, будто я прошагал через всю Европу. О том, что тело мое не уступало в чистоте платью, думаю, особо упоминать не стоит. Многие дни я проводил, прячась от солнца в естественных укрытиях либо полностью зарываясь в землю. Пару раз мне попадались заброшенные хижины и даже целые деревни без единой души, а однажды вышел к дверям одинокого постоялого двора, находившегося в такой стороне от всех известных мне дорог, что смысл его строительства так и остался для меня загадкой. Не подумав о своем виде, я переступил порог этой странной гостиницы, которая внезапно оказалась полна народу…

Увы, всем свойственно ошибаться. Я ошибся, когда слишком резво распахнул входную дверь. Люди внутри постоялого двора ошиблись, когда решили, что смогут справиться со странным чумазым незнакомцем. Впрочем, они оказались правы насчет моей сущности. Точнее, один из них – непосредственно хозяин заведения. Посмотрев на меня, он сразу же взревел что-то типа «изыди, упырь!» и ударил меня кулаком в лицо изо всех сил. Не знаю, что его так испугало – сам я был в полной уверенности, что не сильно отличаюсь от какого-нибудь нищего бродяги. Возможно, это была какая-то сверхчувствительность, наподобие моей способности говорить с душами самоубийц. Возможно, эта способность очень помогала ему в жизни. Однако, в ту ночь именно она и стала причиной гибели. Удар стал неожиданным даже для меня и обескуражил настолько, что я совершенно забыл о мече, висевшем на портупее, и совершил расправу над обидчиком голыми руками. После этого притворяться уже не было смысла. И постоялый двор утонул в крови.

Я убил почти всех. Один или двое сумели-таки убежать куда-то в ночную тьму. Не думаю, что им повезло намного больше, чем их друзьям в гостинице, хотя, и не сильно расстроюсь, если они все же смогли спастись. Чуть меньше повезло хроменькой девчушке-кухарке. Понимая, что убежать никак не получится, она попыталась спрятаться и переждать опасность. Будь я обычным человеком, у нее могло бы получиться, но судьба распорядилась иначе. Когда я ворвался в ее нехитрое убежище, девочка (впрочем, в ее возрасте многие уже становятся матерями) поспешила использовать последний аргумент для спасения жизни – дрожащими руками она стала стягивать одежду, причитая сквозь слезы: «Не убивайте меня, господин. Не губите!». Я с интересом наблюдал, поведение смертных на пороге этой самой смерти всегда удивляло и забавляло меня. Не исключено, что я немного завидовал им – ведь у меня же не было такой ситуации в бытность в людском обличье. Я не знал и никогда не знаю, что чувствует человек, стремящийся сохранить жизнь любым способом, какой бы пустой и никчемной она не была, в том числе, и для него самого.

Тем временем, настырная девчонка окончательно избавилась от одежды и стояла передо мной совершенно нагая. У нее была миниатюрная, крепко сложенная фигура, однако, лишенная излишней полноты, характерной для простых сословий. Небольшие груди с озорно торчащими сосками и аккуратный треугольник темных волос на лобке. Если не присматриваться, то плохо залеченный перелом в области лодыжки, причину ее хромоты, было практически невозможно заметить. При иных обстоятельствах она могла бы стать хорошей матерью в большой крестьянской семье… Я взял ее сразу же. В конце концов, она сама предложила. После всего я позволил себе задержаться на пару ночей, чтобы привести в порядок себя и одежду. Моя хромоножка оказалось на редкость старательной и покорной. Она тщательно отмыла мое тело и аккуратно заштопала одежду, не забывая ублажать меня всеми способами, на какие только хватало ее фантазии. Мне даже показалось, что ей начала нравиться роль моей рабыни. По прошествии трех ночей, в начале четвертой, милая девочка порадовала в последний раз, став моей пищей. И я продолжил свой путь.

43