– Я уже не так боюсь, как раньше… Мачеха сказала мне, что они не причинят мне вреда… – чуть повеселев сказала девочка.
Алан прислушался к ее словам:
– Леди Леонора говорила с тобой об этом? – осторожно спросил он, ощущая, будто ступил на тонкий лед.
– Да. Она пришла сюда позавчера, отпустила Энни и сама помогла мне одеться, а потом сказала, что знает, что напугало меня и что я не должна бояться… – просто ответила ему Мари.
– Хорошо, Мари. Твоя мачеха права. Скоро ваш дядя увезет вас в Лондон и все плохое быстро забудется. Ты ведь любишь танцевать, Мари? – спросил Алан.
– Да, – ответила она.
– Вот и славно. Эдгар разучивает новый вальс. Скоро мы будем танцевать.
Алан оставил Мари с сиделкой и ушел в свою спальню. Девочка так быстро поправлялась… Это радовало его, но он опасался, что пребывание в этом доме все же будет напоминать ей о том ужасе, который она испытала.
Алан не мог не заметить, как она окрепла в последние недели. Общение с сестрой и братом шло ей на пользу. Он надеялся, что скоро она сможет освободиться от страха и сама выйдет из комнаты, хотя дом не перестанет пугать ее. Но все же…
Алан написал короткое письмо тете, в котором сообщал ей, что он здоров, но пока не может вернуться, хотя надеется, что в скором времени он приедет в Лондон. От Личфилда до сих пор не было вестей. Алан ждал, что приезд брата развеселит сэра Лестера, и он, наконец, отпустит своих детей и прекратит держать их в этом доме, как в плену. Все же он любил детей и, наверняка, желал им благополучия, значит, сэр Лестер не мог не осознавать, что здесь они не будут счастливы.
Алан, как обычно, не стал гасить свечу и лег в постель. Он думал об Элизабет, в его сердце было столько любви к ней, что он не понимал, как это чувство могло уместиться у него в груди. Он хотел признаться ей, но что если она откажет ему? Тогда он будет ждать. Доктор не смел и надеяться на то, что его чувство будет взаимным, но что Алан мог с собой поделать? Он был одержим. Элизабет стала смыслом его жизни. Она стала всем. Без нее жизнь Алана была лишь тоскливым, пустым существованием. Он подумал, не написать ли ей письмо? Но все слова казались ему глупыми и пошлыми. Молодой доктор не знал, как выразить на бумаге то, что рвалось из его души. Алан ощущал, что любовь вот-вот теплой волной вырвется из его сердца и захлестнет все вокруг него. Но вместе с тем, доктор чувствовал страх. Он боялся боли, которую может причинить не взаимность любимой. Он знал, что тогда весь его мир разлетится на мелкие осколки, оставив внутри него лишь страшную, безысходную пустоту, но все же продолжал надеяться…
Алан не заметил, как заснул, но вскоре был разбужен громким криком. Сначала он решил, что это лишь сон, но в его дверь постучали:
– Доктор! Доктор! Пожалуйста, проснитесь!
Это была Энни. Она продолжала стучать в дверь. Алан вскочил и быстро оделся. Сиделка стояла у его двери со свечой в руках. Ее лицо было искажено ужасом, а голос дрожал:
– Это леди Леонора, она ранена!
Алан бросился в спальню к леди Леоноре. Женщина сидела на полу у туалетного столика. Вокруг все было усеяно осколками зеркала. Она закрывала лицо окровавленными руками и рыдала. Алан отнял ее руки от лица, чтобы убедиться, что на лице и шее нет ран. К счастью, порезаны были только руки. Леонора была в не себе от страха. У нее началась истерика. Сквозь рыдания, Алан различил, как она сказала:
– Я видела… на потолке… это он… это он… Господи! Он пришел за мной!
Глава 12. Элизабет
Алан бережно перебинтовывал руки бедной леди Леоноры. Она больше не кричала и выглядела подавленной и обессиленной: доктор дал ей успокоительное. В комнате находились сэр Лестер, его брат и Элизабет. Они услышали крики и были напуганы. Сэр Лестер смотрел на свою жену. Казалось, что он не понимает, что случилось и где он находится. Вдруг он проговорил:
– Это знак! Я не должен позволять детям уезжать отсюда! Боже, боже, я знал, я знал…