Альфа напрокат

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну вот и ешь. Желательно, молча. Иначе рискуешь остаться без второго.

На кухне наступила тишина, разбавляемая тихим стуком приборов.

– Маш…

– Что?

– Возвращайся.

– Смирнов, ты глухой?

– Давай котлеты.

– Котлеты в этом доме получают те, кто соблюдает железное правило бабы Кати – «когда я ем, то глух и нем».

– Все, считай, что я и глухой, и немой.

Я молча поставила перед бывшим тарелку с котлетами и салатом, включила еще не успевший остыть чайник и отошла к окну.

Вид Федьки, так привычно сидящего за столом и с аппетитом уничтожающего приготовленную мной еду, что-то затронул глубоко внутри. Бли-и-ин… Что ж я такая дура жалостливая? Кажется, ненавижу его, убить готова, как вспомню, как он ту бабу трахал, а в душе еще трепыхается что-то.

Сидит вон, похудел, зарос. И глаза уставшие. И верхняя пуговица на форме болтается. Так на жалость и давит… Сволочь.

– Маш.

– Ну что, Федь? Что? – не выдержав, уставилась в виноватые карие глаза. – Что ты хочешь от меня услышать? Что простила? Что согласна заново все начать? Так не простила! И начинать ничего не хочу. Все. Проехали уже, дальше каждый сам по себе.

– Маш, ну неужели ты из-за какой-то шалавы…

– Федь, а сколько их было? Ну тех, кого вы всем отделом трахали?

– Маша, ты когда так выражаться стала?

– А как, Федь? Как еще это назвать? Не в любовь же вы там играли?

Не утерпев, подошла ближе и оперлась о стол ладонями.

– Ну как ты не понимаешь? – Федор тоже поднялся, став напротив меня. – Это же просто секс! Ну да, оторвался, захотелось чего-то такого… Ты же у меня чистенькая, тебе любовь подавай, ухаживания-цветочки, а я мужик, мне разнообразия хочется, и стресс снять, не миндальничая, и засадить как следует, не переживая, что больно будет. Сама знаешь, работа такая, что…