Она пожала плечами.
— Какой смысл в бунтарстве? Мое неистовство столкнулось с миром, и остался только мир.
Он заглянул в ее глаза.
— Какие мудрые слова.
Она засмеялась.
— Что тут смешного? — спросил Роберт.
— Ты такой серьезный!
— Мне положено быть таким. Я повзрослел.
Она снова прижалась к его плечу.
— Куда мы потом поедем? — спросила Элизабет. — Я имею в виду, когда мы выберемся отсюда.
— Я повзрослел, — повторил он по какой-то причине.
— Мы можем поехать в Нью-Йорк и пройтись по Бродвею, — сказала она. — Я всегда хотела посмотреть Бродвей.
Пастор кивнул и взглянул на маленькую ладонь, которую держал в своей руке. Время не оставило на ней никаких следов. Она была такой же гладкой, как и в прежние дни. Это не удивило его. Все «вернувшиеся» были такими — они опровергали законы природы. Но почему ее гладкая и нежная рука расстроила его?
— Ты не считаешь меня старым? — спросил Роберт.
— Или, давай, поедем в Нью-Орлеан!
Она выпрямилась и возбужденно воскликнула:
— Да! В Нью-Орлеан!
— Хорошо, — сказал он.
Девушка вскочила на ноги. Ее глаза искрились от счастья.
— Представь себе! Мы с тобой на Бурбон-стрит. Везде джазовая музыка. И полным-полно еды. Но мы начнем не с нее!