Вернувшиеся

Ее отец никогда не говорил о матери плохих слов, а мать всегда относилась к отцу по-хорошему. За годы семейной жизни с Харольдом Люсиль поняла, что уважение к супругу было верным знаком долговременных отношений. Все поцелуи, букеты и подарки не означали и плевка, если муж обговаривал жену или супруга распространяла сплетни о своем благоверном.

Подобно многим людям, она потратила большую часть жизни на воссоздание детства. Она пыталась повторить его, словно время не было всесильным. Но из-за тяжелых родов Джейкоб был ее единственным ребенком, хотя она не сожалела об этом. Даже в тот день, когда доктор сообщил ей печальную новость, Люсиль лишь кивнула головой, зная — а она как-то знала, — что Джейкоба будет достаточно.

В течение восьми лет она считала себя счастливой матерью. Потом полвека была женой, баптисткой, любительницей ввернуть забавное и редкое словечко, но только не матерью. Слишком много времени прошло между этими разными этапами жизни.

И вот теперь возвращение Джейкоба заставило ее забыть о прежних горестях. Время, проводимое с ребенком, не поддавалось синхронизации. Оно было более идеальным, чем прежде. Оно несло с собой жизнь в том виде, в каком ей полагалось быть все прошлые годы. Похоже, она поняла, что дарили людям «вернувшиеся». Остаток вечера Люсиль провела без слез. Ее сердце не было таким тяжелым, и даже сон пришел к ней с необычной легкостью.

Той ночью ей снились дети. Когда пришло утро, у нее возникло страстное желание приготовить что-нибудь вкусненькое.

Руки Люсиль летали под вытяжкой. На плите уже жарился бекон для яичницы. На задней конфорке пыхтел горшочек с овсяной кашей. Старуха посмотрела в окно. Ее не покидало чувство, что кто-то наблюдал за ней. Конечно, во дворе никого не оказалось. Она вернулась к плите и готовившимся блюдам.

Отсутствие Харольда создавало ряд неудобств. Однако больше всего Люсиль расстраивало то, что она не знала, сколько пищи требовалось для одной персоны. Нельзя сказать, что она не скучала о муже — ужасно скучала, — но ей было стыдно выбрасывать еду в контейнер для мусора. Дело усложнялось тем, что она не любила несвежие продукты, а ее холодильник, даже после доставки пищи в школу, по-прежнему оставался полным. Вкусовые рецепторы Люсиль отличались особой чувствительностью, и ей всегда казалось, что еда, постоявшая в холодильнике, приобретала неприятный привкус меди.

Она ежедневно привозила пищу в «школу» — в ужасный лагерь для непокорных людей и «вернувшихся». Ей хотелось, чтобы Джейкоб и Харольд были хорошо накормленными узниками. Но завтраки для них она не готовила. Последние двадцать с лишним лет машину водил только Харольд. За рулем Люсиль чувствовала себя настолько неуклюжей, что боялась ездить по дорогам, доставляя пищу в лагерь трижды в день. Поэтому завтраки она готовила лишь для себя — под присмотром опустевшего дома. И говорить она могла только сама с собой.

— Куда катится мир? — спросила она у окружавшей ее пустоты.

Звуки голоса, скользнув над деревянным полом, пронеслись мимо двери и небольшого стола, где Харольд держал свои сигареты. Они покинули кухню, с набитым едой холодильником и обеденным столом, за которым никто не сидел, отозвались эхом в других комнатах и поднялись вверх по лестнице к спальным, где больше никто уже не спал. Люсиль прочистила горло, словно хотела привлечь постороннее внимание, но ответом была лишь тишина.

Мне поможет телевизор, подумала она. По крайней мере, с включенным телевизором она могла бы притвориться расслабленной. С экрана будут литься смех, слова и музыка. Она сможет представлять себе гостей в соседней комнате и праздничную вечеринку наподобие тех, которые они годами проводили в своем доме — до того злополучного дня, когда Джейкоб утонул к реке и все удовольствия их жизни превратились в холод.

Прежде всего Люсиль хотела послушать новости. Ее интересовала история пропавшего французского скульптора — Джин Как-то Его Там. Телеведущие не переставали повторять, что он вернулся из мертвых, вновь принялся за создание скульптур и заработал капитал, о котором не мог мечтать в своей прошлой жизни. Затем он исчез вместе с пятидесятилетней женщиной, которая долгие годы пропагандировала его творчество.

Люсиль не ожидала, что найдутся люди, которые будут бунтовать против пропавшего без вести скульптора. Но их оказалось немало. Французскому правительству потребовалось несколько недель, чтобы справиться с ситуацией. Кстати, этого известного «вернувшегося» скульптора до сих пор не нашли. Некоторые говорили, что почет и слава оказались для него тяжелым бременем. Другие утверждали, что он уже не мог творить, как прежде. Это заставило его скрыться от восторженных поклонников. Он решил пожить в нищете, чтобы вновь обрести утраченный талант.

Люсиль смеялась над этими глупыми домыслами. Неужели талант мог быть как-то связан с голоданием? Какое абсурдное замечание!

— Возможно, он просто хотел, чтобы его оставили в покое, — мрачно сказала она.

Какое-то время женщина размышляла о судьбе несчастного француза. Затем тишина начала снова давить на нее, словно тяжелые гири. Она прошла в гостиную, включила телевизор и позволила большому миру войти в свой маленький дом.

— Ситуация становится все хуже, — тревожно сообщил телеведущий.

Это был темноволосый испанец в светлом костюме. Сначала Люсиль подумала, что он говорил о финансах, глобальной экономике и ценах на газ, которые год от года становились все выше и выше. Но нет! Он комментировал нынешнее положение дел в связи с огромным потоком «вернувшихся».

— И что на этот раз? — с мягким укором спросила Люсиль.

Сложив руки на груди, она остановилась перед телевизором.