Честь

— Ты испортил мой сюрприз! Как ты узнал?

Но Абдул вдруг потерял дар речи. Он так и сидел, глядя на меня, а потом заплакал. Я испугалась.

— Ты не рад? — спросила я.

Он встал и помыл руки. Потом подошел ко мне, взял мое лицо в ладони и поцеловал мои губы, глаза, нос, лоб.

— Моя жена, — прошептал он, — что за глупый вопрос. Сегодня самый счастливый день в моей жизни.

Он сел рядом и покачал меня, как младенца, а я подумала: «Все хорошее, что Абдул мне делает, передается и нашему малютке. Когда он меня целует, он целует нашего малютку. Когда качает — качает нашего малютку». Я вздрогнула при этой мысли.

— Пойдем к амми, расскажем ей обо всем? — спросила я.

Абдул заглянул мне в глаза.

— Давай потом. Завтра. Сегодня я хочу побыть наедине со своей женой. И дочерью.

— Дочерью? — удивилась я. — Я буду молиться, чтобы родился мальчик.

— Мальчик, девочка — мне неважно. Я уже люблю этого ребенка, ведь его создала для меня моя жена.

— Не без твоей помощи.

Он просиял.

— Давай еще помогу, — сказал он и развязал мое сари.

Глава двадцать седьмая

Смита оторвалась от газеты, недоумевая, куда делись последние два дня. Теплым воскресным утром они с Моханом сидели в патио, пили чай и читали «Таймс оф Индия», поделив газету пополам.

Чем сейчас занимается Мина? Может, амми распекает ее по тому или иному поводу, или продукты, которые привез Мохан, слегка разрядили обстановку в их доме? Как Мина вообще проводит время? Есть в этом убогом шалаше хотя бы радио? Смита взглянула на роскошный сад родителей Мохана — плодовые деревья, цветущие кусты — и вспомнила голый двор Мины.

Мохан отложил газету и лениво потянулся. Поймал на себе взгляд Смиты и улыбнулся. Она ответила ему улыбкой. «Как же здесь хорошо, — подумала она. — Я бы тут и подольше осталась».

Эта мысль удивила ее, и она выпрямилась в кресле. Видимо, в последнюю неделю, наполненную событиями и эмоциями, они с Моханом так подружились, что она совсем освоилась в его присутствии. Они уже пообещали друг другу поддерживать связь, но Смита знала, что выполнить это обещание будет практически невозможно. На первых порах они будут переписываться; он напомнит о времени, проведенном вместе, и она недолго погрустит. Потом закроет ноутбук и вернется к нью-йоркским делам.

Если суд вынесет решение завтра — а она надеялась, что так и будет, — она возьмет еще несколько интервью, и в середине недели они с Моханом вернутся в Мумбаи. В «Тадж-Махале» она напишет статью, а Мохан навестит Шэннон в реабилитационном центре. Смита уже решила перед отлетом в Нью-Йорк попытаться связаться с Чику Пателем. Когда-то они были близкими друзьями; вряд ли он встретит ее с той же враждебностью, что его мать. Может, от него она узнает что-то новое. Чику, конечно, будет защищать мать. Но все же… Ей хотелось одного: получить внятное объяснение тому, что случилось в тот день в 1996 году. Чику тогда было тринадцать; он должен помнить.