Честь

— Извини, — громко сказала она, чтобы все слышали. — Извини, что набросилась на тебя. Я была неправа. Прошу прощения.

Ей показалось, что Говинд понял, что она лжет. Но это было неважно. Она помогла ему сохранить лицо. Он великодушно улыбнулся.

— Я прощаю тебя, — сказал он.

Толпа завопила и заулюлюкала, передразнивая ее слова. Но Говинд шикнул на них.

— Чало, пойдемте. Полиция скоро приедет. Собирайте вещи, и идем.

Они стояли и смотрели, как селяне уничтожают последние улики. Она чувствовала, что Мохан кипит от ярости.

— Извини, — прошептала она. — У меня не было выбора.

Мохан не ответил; он по-прежнему был зол. И она его понимала. Но, в отличие от него, знала, что это такое — когда выбирать не приходится.

Прошло несколько минут. Мужчины затушили факелы.

К ним подошел Рупал.

— Убирайся отсюда, тварь, — прошипел Мохан. — Иначе тебя повесят первым, когда приедет полиция.

— Я просто хотел сказать…

— Чуп. Ни слова больше. И вот что, — Мохан глубоко вздохнул. — Мои люди будут за тобой следить. Обидишь еще хоть одну женщину в деревне, заставишь хоть одну ходить по углям или выполнять другие твои фокусы — и все чиновники в штате объявят на тебя охоту. Понял?

Рупал угрюмо смотрел на него.

— Вы не поняли…

— Я все сказал. Еще одно слово, и я лично прослежу, чтобы тебя повесили. — На лице Мохана проступили капельки пота. — Теперь уходите. Все вы, уходите!

Последние факелы погасли, и процессия двинулась в Виталгаон другой дорогой, чтобы вновь не проходить через Бирвад. Когда они ушли, во дворе повисла внезапная тишина. Мохан взял лампу. Они подошли к хижине Мины и встали рядом, глядя, как она горит.

— Она просила меня поехать с ней, — сказала Смита, — но я, дура, отказалась. Никогда себе не прощу. Я могла бы ее спасти.

— Это вряд ли, — пустым голосом ответил Мохан. — Сегодня ты бы ее спасла. А завтра? А через неделю? Нет, даже Бог не спас бы эту бедную девочку.

— Она там. О боже, Мина там! Поверить не могу, что они ее убили.