Решма часто сопровождала их к «Воротам Индии» и присматривала за Смитой, пока та играла под аркой. По вечерам на набережную выходила половина метрополиса; в воздухе витал запах жареной кукурузы. Смита тянула отца за тунику и упрашивала купить смесь арахиса и нута, жаренных в песке. Уличный торговец насыпал орешки в бумажный конвертик и закручивал нижнюю часть маленьким хвостиком, а потом торжественно ей вручал. А сумеречные вечера в сезон дождей, когда искристое солнце угольками рассыпалось по небу, окрашивая город оранжевым сиянием? За все годы путешествий она нигде не видела таких сумерек, как в детстве.
Официант откашлялся, пытаясь привлечь ее внимание.
— Убрать тарелку, мэм? — спросил он. — Вам все понравилось?
Она повернулась к нему.
— Да, спасибо. — Она улыбнулась. — А можно еще кофе?
— Конечно, мэм. Вам понравилось?
Она услышала гордость в его голосе — нет, даже не гордость, он говорил как хозяин, — и ее это тронуло. Ей захотелось расспросить его о жизни: сколько он зарабатывает, в каких условиях живет. Но она заметила, что в ресторане прибывает народу.
— Да, очень, — ответила она. — Такого кофе нигде больше нет.
Он кивнул.
— А откуда вы, мэм? — застенчиво спросил он.
— Из Америки.
— Так я и думал. Хотя тут больше туристов из Европы.
— Правда? — У нее не было никакого желания обсуждать свою жизнь. В этом прелесть работы репортера: вопросы задавала она, а не наоборот. Она надеялась, что он поскорее принесет ей кофе. Взглянула на часы, но официант не понял намек.
— Всю жизнь мечтал учиться гостиничному бизнесу в Америке, — сказал он.
Куда бы она ни приезжала, везде слышала одно и то же. Различались детали, но в основе своей мечта была одинаковой: получить туристическую визу и зацепиться в Америке. А дальше — дальше эмигранты были готовы на все: водить такси шестнадцать часов в день, обливаться потом на ресторанной кухне, устроиться на любую работу, чтобы наниматель выступил спонсором, заключить фиктивный брак. Все, чтобы получить заветную грин-карту — святой Грааль XXI века.
Она посмотрела на худощавого официанта с выпуклой грудью, на его полное энтузиазма лицо, и отвернулась.
— Мне скоро пора, — резко произнесла она. — Но я желаю вам удачи.
Он покраснел.
— Да, конечно, мэм. Извините. — Он заторопился прочь и быстро вернулся со второй чашкой кофе.
Смита записала завтрак на счет номера и оставила тридцать процентов чаевых. Она уже вставала, когда к ней подбежал официант. В руках у него была белая роза.