Проект «Асгард»

22
18
20
22
24
26
28
30

Сегодня мною выполнен перевод с английского листка, найденного между страниц дневника некоего Чарльза Эдварда Виндхаузера, члена тайного общества «Асгард», отца старика, вспоровшего себе живот на вершине Пирамиды Солнца. Раньше я без остатка был увлечен самим дневником, но вот, наконец, дошли руки и до исповеди самоубийцы.

Вообще-то, в тексте, скорее всего, имеет место духовное завещание, так как в нем недвусмысленно объясняется смысл содеянного, и даются ориентиры для нового обладателя — или обладателей — Знания. Ориентиры четкие, будто навеянные озарением. Хотя, догадаться о них не составляло труда — отец покойного умел излагать мысли на бумаге.

Думаю, в будущем, при помощи словаря и моих посредственных познаний в языке, я выполню подробный письменный перевод всего манускрипта. Чтобы лучше в нем разобраться. Перевод стану отделять от собственных дневниковых записей пунктирной линией. Итак, начну с последнего слова новоявленного «самурая».

* * *

Гостиница «Глобус», Мехико

1 февраля 1999 года

Я, Алан Виндхаузер, профессор этнографии, будучи в здравом уме и твердой памяти, пишу эти строки в номере гостиницы «Глобус», на окраине Мехико. Мои земные дела завершены, соответствующие распоряжения по поводу наследства отданы душеприказчикам. Более ничто не удерживает меня от поступка, неизбежность которого определена самой Судьбой, ибо я не в силах далее в одиночку нести бремя тайны, по праву рождения возложенной на меня моим отцом, сэром Чарльзом Эдвардом Виндхаузером, отставным офицером Британского военно-морского флота.

Находясь на смертном одре, в возрасте восьмидесяти четырех лет, 17 июля 1946 года в нашем загородном доме близ Бирмингема, штат Алабама, он передал мне в руки запечатанный сургучом пакет, вскрыть который я имел право лишь в день моего совершеннолетия.

Тогда мне не исполнилось и одиннадцати, поэтому, хранителем документа стал давний друг семьи нотариус Арчибальд Мунк из нотариальной конторы «Гарднер и сыновья». Пакет был вскрыт 15 сентября 1956 в присутствии моей сестры Элеоноры Виндхаузер, его содержимое — дневник отца, окончательно перешло в мою собственность.

Теперь невозможно судить о мотивах, заставивших родителя сохранить этот документ в целости, не предав его огню или не уничтожив любым другим способом. Наверное, им двигало чувство долга перед своими потомками, носящими древнюю фамилию и титул, по легенде полученный их предком сэром Уилфридом Виндхаузером в Святых Землях от самого короля Англии Ричарда Львиное Сердце. Священный зов крови всегда стоит выше личных интересов и сиюминутных пристрастий, рыцарский дух старых времен обитает в благородных сердцах de profundis[13] веков взывающий… Кажется, отец предвидел неизбежный новый коллапс западной цивилизации, в которой мне придется жить. Коллапс, уже однажды постигший ее в конце XIX, начале ХХ столетий. Может, делая меня наследником документа, надеялся преподать какой-то урок, смысл которого я не уловил. Или намеревался вложить в мои руки фамильный меч, способный повлиять на развитие мировой истории…

В любом случае, я оказался не достоин носить шпоры и герб. Мне не хватило решимости предпринять что-то действенное на пути Владетеля Тайны. Я не смог ею распорядиться. Даже больше — я ее боялся. Боялся так, что не спал ночами, мучился мигренями, перемещал сверток с дневником из одной банковской ячейки в другую, во всех окружающих меня людях подозревал шпионов. Год за годом, всю жизнь! Я просто червь, случайно поселившийся в запретном плоде чужого знания, безвольный Голем[14], снабженный чужими письменами, трусливый выродок-лорд в чужих доспехах. Мне нет оправдания, ибо я — предатель родовой крови, жалкий ублюдок, позорящий прах собственных предков.

Но теперь все решено. Я, пусть частично, искуплю свой проступок: смою кровью позор предательства и, заодно, взорву этот обезумевший от беспрерывной, необузданной жратвы мир. Убогую, омерзительную реальность дешевых комедиантов и беспринципных ростовщиков. Приют вечно гнущих спину улиток, подобострастно лижущих салатные кущи своих хозяев в надежде приобщиться сладеньких листочков. Сияющую неоном крысиную нору порнократов, политый дезодорантом адвокатский гадюшник, украшенный стразами слоновник политиканов…

Пусть мертвые воскреснут и укажут дорогу живым. Я стану их проводником, их жертвенным агнцем, вестником, смотрящим прямо на солнце. В моих глазах сегодня нет страха, я не ведаю боли, не знаю отчаянья. Я вижу тень моего отца, бредущую берегом Вечности, и да поможет мне Бог.

Алан Виндхаузер

Ночной разговор

«Однако, чем дальше, тем эпичнее разворачивается повествование. — Захлопывая с силой тетрадь, усмехнулся Марат. — Просто Старшая Эдда[15] какая-то! Запретные знания, искупительные самоубийства, зов крови, восстающие мертвецы, шпоры и герб… Было, отчего Славяну с резьбы сорваться. Он вообще тяготел ко всякого рода мистике, хотя и не смыслил в ней ничегошеньки… Поэтому столько книг у меня набрал по восточной эзотерике и философии. Хотел сдать предмет экстерном, дабы не блуждать в лабиринтах манускрипта вслепую».

Он поднялся со стула и до хруста в суставах потянулся. Огляделся вокруг: комната утопала во мраке, бледный вечер за окном угасал, укрытый серой поволокой моросящего дождя; Марина, стоя у стола, ковыряла ножом желтую грушу.

— Ты что огня не зажигаешь? Керосина мало осталось?

Марат еще разок с удовольствием расправил затекшие члены.

— Можно из полешек лучин настругать. Сделать?

— Не нужно…

Девушка повела плечами, будто сбрасывая с них невидимую руку, и опять замолчала.