Проклятая игра

— Мамолиан был в «Академии»? И он играл?

— Нет. Кажется, он никогда не играет.

— Я пытался сыграть с ним, когда он в последний раз приходил сюда, но он не стал.

— А в Варшаве? Там вы играли с ним?

— О да. Чего он и ждал. Теперь я хорошо это понимаю. Долгие годы я делал вид, будто, все в моих руках, понимаешь? Будто я сам отправился к нему и выиграл благодаря своему умению…

— Так вы выиграли? — воскликнул Марти.

— Конечно, выиграл. Но он поддался мне. Это был его способ совратить меня. Для полной иллюзии он сделал так, чтобы игра казалась сложной, но я был слишком поглощен собой и даже не допускал возможности, что он проиграл намеренно. Зачем ему делать это? Я не видел причин.

— Почему он позволил вам выиграть?

— Я сказал тебе: совращение.

— Вы имеете в виду, что он хотел переспать с вами?

Уайтхед вяло пожал плечами.

— Возможно, да. — Эта мысль, похоже, позабавила старика; тщеславие озарило его лицо. — Да, наверное, я мог привлечь его. — Затем улыбка померкла — Но секс — это ничто, правда? Когда ты уже обладаешь кем-то, совокупление становится рутиной. То, чего он хотел от меня, гораздо глубже и долговечнее любого физического акта.

— Вы всегда выигрывали, когда играли с ним?

— Я никогда больше не играл с ним, это был единственный раз. Я знаю, это звучит неправдоподобно. Он был игроком, как и я. Но я уже сказал тебе: его интересовали не сами карты, а пари.

— Это была проверка?

— Да. Он хотел увидеть, чего я стою. Гожусь ли я на то, чтобы создать империю. Когда после войны Европу начали отстраивать заново, он говорил, что настоящих европейцев больше не осталось, что все они дождались своего Холокоста, а он — последний в роду. Я верил ему, слушал его разговоры об империях и традициях. Он ослепил меня. Самый культурный, самый убедительный, самый проницательный человек из всех, кого я встречал раньше, да и позже. — Уайтхед полностью погрузился в прошлое, завороженный воспоминаниями. — Сейчас осталась одна оболочка. Ты не можешь представить себе, какое он производил впечатление! Он мог стать кем угодно или сделать что угодно, если задавался целью. Однажды я спросил его: зачем он тратит время на таких, как я, почему не хочет заняться политикой, чтобы применить всю свою мощь и получить реальную власть? В ответ он посмотрел на меня и произнес: «Это уже было». Сначала я думал, что он говорит о предсказуемости жизни. Но он имел в виду кое-что другое. Мне кажется, он хотел сказать, что уже был этими людьми и делал эти вещи.

— Как такое возможно? Один человек…

— Я не знаю. Это лишь предположения. Так было с самого начала. И вот сорок лет прошло, а я все еще собираю слухи.

Старик встал. По выражению его лица было видно, что во время сидения у него затекли ноги. Он выпрямился, прислонился к стене и, откинув голову назад, уставился на темный потолок.

— У него была единственная любовь. Одна всепоглощающая страсть. Случай. Он был одержим случаем. «Вся жизнь это случай, — говорил он. — И фокус в том, чтобы научиться управлять им».