Бедный Енох

22
18
20
22
24
26
28
30

После этого я прибираюсь на кухне — смываю свою блевотину, потом — кровь Василевса, а самого кота я кладу в большой полиэтиленовый мешок для мусора.

Но потом меня клинит. Вспоминая, как котик мужественно бросался на Сестру, защищая меня, и как он спас мои глаза, я извлекаю его из пакета обратно, и не смотря на возражения Фетисова, мою его в ванной, потом сушу феном и уже затем аккуратно заворачиваю в полиэтиленовые пакеты, но не мусорные.

«Василек — не мусор» — говорю я удивленному Фетисову — «он — мой мертвый друг».

Пока же Фетисов готовит машину, я зарываю, чуть ли не плача, котика в лесу, после его «похорон» несколько минут молча постояв над его могилкой.

Затем я возвращаюсь и мы какое-то время обсуждаем с Фетисовым, нужно ли сейчас возвращать душу Сестры в ее тело, или же нам отложить это на потом.

Тут мы расходимся во мнениях — я страшусь общаться с мертвой бывшей подругой, которая, как я знаю, наверняка заговорит, Фетисов же уверяет меня, что так нам будет легче, потому что Сестру нам не придется таскать на себе — и она будет передвигаться сама.

Итак, немного поспорив, я уступаю, и Фетисов разбивает сосуд с душой над головой Сестры, после чего она встает, будто человек, который до этого долго спал.

* * *

— Вы? — первым делом увидев Фетисова спросила Сестра, приподнявшись на столе — ты? — спросила она когда, немного привстав, увидела меня.

Возясь с Сестрой будто с больной, Фетисов просит ее встать и идти к машине, сопровождая ее по пути и держа под руку. Сестра хромает и постоянно задает какие-то вопросы, после чего начинает плакать, говоря, что устала и что хочет, чтобы ее оставили в покое:

— Скоро-скоро вы вновь уснете — увещевает ее Фетисов, наклонившись к самому уху, полушепотом — и наконец обретете покой!

Сестра слушается и делает все, что ей говорит Фетисов, послушно все исполняя, даже тогда, когда он просит ее лечь в багажник.

— Так оно будет надежней! — говорит он мне, видимо поняв по моему взгляду мое недоумение.

* * *

И так мы обходными путями, чтобы не возвращаться к МКАд-у часа три добираемся до Домодедовского кладбища, всю дорогу слушая голос из багажника.

Сестра вещала о том, как ее нашли какие-то непонятные люди, некоторые из которых, как она это видела раньше, пытались общаться со мной в метро, как они говорили ей, что нужно говорить мне, что бы я что-то там вспомнил, что им нужен какой-то там Енох, будь он неладен…

Короче, когда нас все это утомило, Фетисов включил новостное радио, а когда нас утомили новости о молодежных выступлениях в Москве, перекинувшихся на Петербург — попросил меня «поискать музычку».

Быстро найдя радиостанцию «Азия минус» я заслушался очередным попсовым отечественным шедевром:

   Твои светлые глаза,    Твои светлые ресницы    И твой сверхъспокойный взгляд    Меня заставили беситься,    Но за светлыми глазами —    Темная душа!    Я путался распознать,    Что ты за прелесть,    Что за чудо…    Но однажды я просек —    Ты хоть в юбке, но — Иуда,    Ты проклятие, пришедшее    Свести меня с ума!

ГЛАВА I.ХХV

На Домодедовском кладбище темно, не смотря на горящие фонари, сыро, холодно и неуютно.

Припарковав машину у ворот Фетисов, попросив меня оставаться в машине и никуда не выходить, отправляется куда-то один, какое-то время стоит у ворот и о чем-то переговаривается с невидимой мне сейчас охраной по связи.

Через какое-то время из небольшого кирпичного домика, находящегося поодаль от ворот выходят двое охранников в форме, в фуражках в духе американских полицейских фуражек 50-х годов и в валенках. У одного из них на валенках галоши.