Бедный Енох

22
18
20
22
24
26
28
30

Когда же этот сержант, перезарядив гранатомет стал перемещаться направо, ему в голову угодила пуля, так что голова разлетелась на маленькие кусочки, а из торчащего наружу горла во все стороны зафантанировала кровь!

Тогда мы с Павловым, который не в пример самому себе, еще недавно так искавшему приключений, вжались в снег, но я, в отличии от него, не смотря на грозные окрики лейтенанта все-таки хоть чем-то, но пытался помочь десантникам.

Итак, когда сержант с РГ был убит, я ползком, но быстро, переместился направо от нашей основной «пулеметной» позиции и стал стрелять по обходящим нас справа боевикам из автомата. Я конечно раньше имел представление, как стрелять, но на практике это оказалось немного сложнее. Поставив автомат в режим автоматической стрельбы я одним нажатием на курок быстро избавился (а главное — без пользы!) от половины патронов в магазине — тугая очередь, резко и больно вдарив мне прикладом в плечо практически вся ушла вверх направо — в сучья сосен. Боевики же, видя мою такую прыть, тем не менее, не остановились, и, кроме того, стали еще стрелять в ответ по мне.

Тогда я переключил автомат на режим стрельбы одиночными выстрелами и уже более метко, когда боевики почему-то одновременно и не спрятавшись в укрытие, перезаряжали оружие, и, как сам видел — несколько раз попал в обоих. Я видел своими глазами как мои пули прошивают их насквозь и как из них вылетают куски мяса, но, все равно — они не останавливались, а перезарядившись, устроили мне такую «ответку» что я был вынужден закрыв голову руками и отбросив автомат в сторону вжаться в снег на сколько только мог.

* * *

Затем у меня возникла другая идея, и я, подползя к убитому сержанту — забрал у него уже заряженный ручной гранатомет и затем, вернувшись на прежнее место, и потом отползя от него немного в сторону — наугад, не зная, под каким углом вверх выставлять гранатомет — просто в сторону боевиков выстрелил все гранаты, все шесть штук.

И у меня неожиданно получилось! Все гранаты попали либо в боевиков, либо рядом, так что после они упали на землю и больше не борзели.

Еще минут через пять боевики отступили, оставив, как заслон, одного пулеметчика, который нас, едва начавшим приподнимать голову от земли, заставлял опять вжиматься обратно, но потом затих и он.

* * *

Итак, итоги были не очень. В нашей группе потери составили пять человек, при том, что всего было четырнадцать, плюс двое из этих четырнадцати — практически не вояки (это я про себя и Павлова).

Пашкевич же потерял четверых, так что теперь, не считая его самого, в его группе осталось шесть человек. Перевес вроде как по числу на нашей стороне, но качество? Боевики, едва обнаружив опасность — действовали молниеносно. Десантники, которые вроде как тоже четко сработали, вначале все-таки замялись, а в бою такие заминки могут стоить самого дорогого.

Когда же бой стих, мне пришлось долго всех успокаивать, на ходу придумывая объяснения того, чему все были свидетелями — пули, попадавшие в боевиков, не причиняли им вреда.

Десантники гадлели, обсуждая это чуть ли не в режиме паники, и мне пришлось вмешаться.

Присев на полуколено перед распластавшейся неровным полукругом группой, я стал говорить, что боевики скорее всего надели на себя по два бронежилета, один на другой, так что даже автоматные пули их не брали. Когда лейтенант стал возражать мне, будто видел как его пули прошили одного боевика насквозь, а остальные десантники лейтенанта поддержали, дескать сами они тоже такое видели, я ответил, что это просто некоторые пули, ни в кого не попавшие «ложились» за спинами боевиков — и все. Возражения, что, дескать, в разные стороны разлеталась кровь и куски тел я парировал, сказав что это были лохмотья одежды и ткани с бронежилетов.

Десантники меня слушали, потому как видели, как я стрелял из ручного гранатомета и убил двоих боевиков, и от того меня немного зауважали, чего никак нельзя было сказать о Павлове. Павлов, казалось, впал в прострацию и уушол, непонятно — на долго ли, в себя. Пока же я объяснял десантникам, что происходит (ну не говорить же мне им правду, о которой я уже стал догадываться) он сидел, обнявшись со своим пулеметом, смотрел перед собой пустыми глазами и трясся, то ли от холода, то ли от страха.

Итак, нам ничего не остается более, нежели собрав все оружие, что было у боевиков и убитых ребят из нашей группы, распределив равномерно между собой боеприпасы, по-быстрому похоронив своих в снегу, двинуться дальше.

Совсем же перед тем, как мы пошли, лейтенант вручил мне РГ в постоянное пользование, собрав у всех, у кого на автоматах были подствольные гранатометы гранаты и отдав их мне.

— У тебя хорошо получается стрелять из этой штуки — сказал он мне с уважением в голосе, похлопав меня по плечу — будешь у нас главным гранатометчиком!

Эта почтенная обязанность, впрочем, весила несколько килограмм, которые, кроме того, было не очень удобно нести, не говоря уже о том, что всячески мною законопаченные металлические детальки моей амуниции вновь стали дребезжать при соприкосновении с РГ.

Но делать было нечего и уже впотьмах мы продолжили преследование.

* * *

Уже когда мы шли лейтенант дал мне и Павлову приборы ночного видения, забранные у погибших, при этом порекомендовав пользоваться ими только лишь в крайних случаях, потому как приборы весьма энергоемки, а запас аккумуляторов к ним ограничен. Я тут же водрузил эту штуку себе на голову и включил, проверяя, работает ли она, и потом тут же выключил. Павлов же свой ПНВ просто нес в левой руке так, будто эта вещь ему была особо ненужной.

Пока мы шли нас пару раз обстреливали, правда очень издали, не причинив никакого вреда. Было понятно, что Пашкевич не хотел, чтобы мы нагнали его, так что эти засады нас ненадолго приостанавливали и замедляли наше движение.