Амти подумала, что Эли бы точно им что-нибудь сказала, но сама только поправила юбку и замерла, как будто так про нее могли бы забыть. Как только автобус затормозил, парни засмеялись над ней, предлагая покататься с ними, так что Амти пулей вылетела из автобуса, запнулась и едва не упала, но кто-то ее подхватил. У Амти сердце замерло от страха, но потом она вспомнила прикосновение. Это был Шацар. Амти запрокинула голову вверх, посмотрела на него. Лицо его сохраняло безразличное выражение, он легко поставил ее на ноги. На Шацаре была шинель в пол и армейские сапоги. Амти видела его таким, на папиных фотографиях времен Войны. На них он выглядел лет на пятнадцать моложе, папа же выглядел моложе на тридцать лет.
— Что вы здесь делаете?
— Я предположил самый логичный для тебя маршрут, — сказал Шацар.
— А почему вы в шинели?
— Я часто ее ношу. Это не форма, только стилизация. Странно, что тебя волнуют такие вещи в полвторого ночи на остановке.
Амти огляделась. Кроме них на остановке никого не было. Фонарь выхватывал фанерную перегородку с неприличными надписями и заплеванную урну, набитую бычками и промасленными газетами.
Амти сказала тихо:
— Хорошо, что мне не придется идти одной. Спасибо вам.
Они двинулись от остановки в сторону домов. Сначала шли бедные, деревенские дома поселка. Поселок спал глубоким, беспробудным сном, им вслед не лаяли даже собаки, тишина стояла как кисель — вязкая, липкая. Наконец, Шацар сказал:
— За что — спасибо? Если бы я захотел, я мог бы забрать тебя на машине. Так было бы безопаснее и приятнее.
Амти, не зная что на это ответить, подхватила с земли длинную, тонкую ветку, воткнула в сугроб и пошла дальше, вспарывая веткой снег. Они шли рядом молча, минуя поселок, принадлежавший Шацару и минуя элитные дома, так же принадлежавшие Шацару.
Ему все здесь принадлежало, даже жизни их принадлежали.
Они вошли в ее дом, в темноте такие знакомые очертания мебели, отблеск зеркал, запах старой косметики, оставшейся от мамы — все показалось Амти нереальным. Когда Шацар включил свет, ничего не изменилось — собственный дом был для Амти чужим и далеким.
Шацар только расстегнул шинель, даже не успел ее снять, как Амти обняла его, прильнула к нему близко и сильно, чувствуя тепло его тела и холодное сукно шинели. Она услышала, как бьется его сердце и не поверила этому.
Он стоял неподвижно, пока Амти обнимала его. Она не знала, сколько времени прошло, ей было тепло и как-то по-особенному безопасно. Этот человек пытался ее убить, этот человек был виновен в смерти ее матери, на руках этого человека была кровь стольких Инкарни. Ей не должно было быть так спокойно рядом с ним, но ей — было. Амти стояла на цыпочках, чтобы слушать биение его сердца — мерное, живое. Шацар замер, и Амти не могла понять, что он чувствует. Наконец, он положил руку ей на голову, сказал:
— Ты закончила?
— Да. Извините меня.
Амти отстранилась, в собственном доме она чувствовала себя гостьей. Шацар неторопливо снял шинель, повесил и прошел в гостиную. Амти вспомнила свой сон про их с папой молодость.
— Наверное, вы любите папин дом? — спросила она. Сказать «наш дом» у Амти не вышло, она больше не имела к отцовскому дому никакого отношения.
— Когда-то, — ответил Шацар, и Амти даже не сразу поняла, что это — весь ответ. Она сняла сапоги и куртку, с удивлением обнаружив, что ее вешалка в прихожей все еще на месте. Как же папе должно быть одиноко.
ebooksa