— Давайте не будем больше об этом говорить. Я думал, вы питаете нежные чувства к la belle cousine[50], но не хотите в них признаться из страха потерять свободу и взять на себя ответственность за детей.
— Друг мой, — ответил я, — я люблю и уважаю миссис Тревор, но я не создан для брака, к тому же я по крайней мере на четверть века старше ее.
— Верно, — вздохнул Валентайн. — Я как-то об этом забыл. На обратном пути мы больше не обменялись ни словом.
Глава VIII
Валентайн получает шанс
Вскоре после того вечера мистеру Валентайну Уолдруму начала надоедать сельская жизнь. Насколько я мог заметить, его тяготило тихое, спокойное, устоявшееся существование, безнадежно однообразные обеды, полное отсутствие подходящего общества, бурная любовь детей, спокойная любезность хозяйки, неприхотливый быт, распорядок, не нарушаемый ничем, кроме рождения теленка или появления на свет удачного выводка цыплят.
Настроение его, вначале заметно улучшившееся, упало до нуля, аппетит тоже, в манерах появилась сдержанность, лицо с каждым днем все больше выражало угрюмую усталость. В общем, я ни в малейшей степени не был удивлен, когда однажды утром, после завтрака, он объявил мне, что получил письма, вынуждающие его возвратиться в город.
— Я не забуду о Джеффри, миссис Тревор, — сказал он ей перед отъездом, — я стану навещать его как можно чаще.
Она мало знала мир — она совершенно не представляла себе, как принято вести себя в этом Лондоне, близ которого "она однажды жила", и не могла оценить в полной мере доброту, которую уже успел проявить Валентайн по отношению к ее мальчику, однако она была настолько благодарна и скромна по натуре, что интуиция с успехом заменяла ей опыт.
С нежным румянцем на щеках и полными слез глазами, с милой простотой, заставившей меня гордиться кузиной и, я уверен, глубоко тронувшей мистера Уолдрума, она поблагодарила его за все, что он сделал.
— Я перед вами в неоплатном долгу, — сказала она.
— А я в неоплатном долгу перед мистером Тревором, — откровенно ответил Валентайн. — Он сделал для меня гораздо больше, чем я могу надеяться когда-либо сделать для него и его близких.
— Правда? Как чудесно, — воскликнула она с жаром.
— Чепуха, Мэри. Он преувеличивает, — заметил я с подобающей скромностью.
— Это не преувеличение, — сказал Валентайн с выражением, напомнившим мне его мать. Увы, это давняя история.
— Миссис Тревор, всем, что я имею, я обязан вашему кузену. Если когда-нибудь я добьюсь славы и успеха, о которых стоило бы говорить, я не забуду о том, кто помог сделать мне первый шаг. Он нашел меня в Айлингтоне отчаявшимся, угнетенным, страдающим, и сразу же вселил в меня бодрость. У меня было небольшое разоренное имение в Эссексе, которое никто не купил бы, под которое никто не дал бы денег. Он нашел приятеля, который приобрел имение, и благодаря этому я сделался хирургом в Уэст-Энде, получил возможность производить интересующие меня опыты, написал книгу, стал известен и прекрасно зарабатываю. Вот и все, что ваш кузен сделал для меня, — он иронически выделил "все", — и поскольку об этом не стоило помнить, я тут же и забыл.
— Не обращайте внимание на его слова, Мэри, — попросил я, — он всегда, с малых лет был скверным мальчишкой.
— Он был очень добр ко мне и моим близким, — ответила она, протягивая Валентайну руку, которую он пожал, как мне представилось, с неохотой, и тотчас отпустил.
Хотя деловые письма, постоянно приходившие по поводу Кроу-Холл, и поглощали мое внимание, мне показалось удивительным, что Мэри ничего не сказала о недавнем госте.
Если я заводил о нем разговор, она слушала и пыталась казаться заинтересованной, но никогда по собственной воле не упоминала о его существовании.