– Ой, кто это устроил для Одетты такое уютное гнездышко? Уинстон, ты? – спросила она.
Я кивнул и бросил на нее самый укоризненный взгляд из всех, что только есть у меня в арсенале.
– Да, это место и правда идеально подходит для появления на свет котят, – мечтательно произнесла она. – Такое умиротворение и близость к природе.
Умиротворение?! Кира что, в самом деле это сказала?! Тут стреляют, ругаются и плюхаются в воду. Что в этом умиротворенного?
– Знаешь, Уинстон, я так рада, что мама с Вернером женятся именно здесь. Мы потом наверняка еще будем сюда приезжать, я смогу навещать Булли и проводить время с Линой и Лукасом. Они, кстати, очень славные. Мы договорились завтра утром покататься верхом, я ужасно волнуюсь и жду не дождусь… – Тут она внезапно споткнулась посреди фразы, а потом судорожно затараторила: – Ой, у меня же, кажется, нет с собой никакой подходящей одежды для верховой езды, что же мне завтра надеть?
В следующую секунду она уже выскочила из комнаты, и мне ничего не оставалось, кроме как покачать головой ей вслед.
У Киры лошадиная лихорадка, и, сдается мне, болезнь эта протекает в тяжелой форме.
Одетта перевернулась с правого бока на левый.
– Уинстон? – негромко мяукнула она. – Что-то случилось?
Я тихонько лег рядом и прижался к ней:
– Нет, все в порядке, я с тобой. Спи спокойно дальше…
– Ну тогда ладно… – вздохнула она и вновь задремала.
Я не сводил глаз с двери, чтобы, когда Кира вернется, первым делом втолковать ей, что ни умиротворения, ни красоты тут нет и в помине. Но уже спустя несколько минут мои веки потяжелели. Тепло Одетты, ее размеренное дыхание…
Я бегал по манежу из стороны в сторону. Сверху на бортике сидел серый толстяк. Он что-то кричал мне, но я не мог разобрать что. Он говорил словно нараспев – да, точно, он что-то напевал. Но это была не песня. Это было предостережение.
Я остановился:
– Оставь меня в покое!
Толстый серый кот презрительно рассмеялся:
– Так ты не хочешь узнать, кто похитил Одетту?
– Одетта спит в комнате Киры!
– А ты в этом уверен?