– Тихо. Заткнись.
Я заткнулся. Она убрала руку.
– Все началось с Джеромы Уайтфилд. Насколько я могу сказать, воспользовавшись «Гуглом», она – единственная в мире. Точнее, единственная, кто покинул этот мир. Есть множество других Джером Уайтфилд, но, слава богу, она была твоей первой, и других Джером это не коснулось. По крайней мере, некоторых. Ближайших.
– Что не коснулось?
Она посмотрела на меня как на идиота.
– Сила. Твоей второй… – Она запнулась, думаю, потому, что хотела сказать «жертвой». – Твоим вторым объектом воздействия стал Питер Стефано. Не самое распространенное в мире имя, но и не уникальное. А теперь посмотри сюда.
Она взяла со стола несколько скрепленных листов бумаги. Отцепила первый и протянула мне. Три некролога, все из газет маленьких городов: в Пенсильвании, Огайо, северной части штата Нью-Йорк. В Пенсильвании Питер Стефано умер от инфаркта. В Огайо – упал с лестницы. В Вудстоке – скончался от инсульта. Все умерли в один день с безумным музыкальным продюсером.
Я тяжело сел в кресло.
– Этого не может быть.
– Может. Хорошие новости: я нашла в США два десятка
Я ошалело смотрел на нее.
– Развратник Кен стал следующим. Еще одно необычное имя, слава богу. Вандерли полным-полно в Висконсине и Миннесоте, но эти штаты, как я понимаю, слишком далеко. И только…
Она протянула мне второй лист. Сначала шла статья из «Нью-Йорк таймс» под заголовком «СМЕРТЬ СЫНА СЕРИЙНОГО УБИЙЦЫ».
По словам его жены, Кен Вандерли-младший случайно застрелился, когда чистил пистолет, но в статье указывалось, что «несчастный случай» произошел менее чем через двенадцать часов после смерти его отца. Читателям предлагалось самим решить, не о самоубийстве ли речь.
– Не думаю, что это самоубийство, – добавила Кэти. Косметика не скрывала ее бледности. – И не думаю, что это несчастный случай.
За статьей о сыне Развратника Кена следовал некролог (мне уже стало противно само это слово) еще одного Кеннета, Вандерлия, проживавшего в Парамусе, штат Нью-Джерси. Как и Питер Стефано из Вудстока (невинный человек, который за свою жизнь, наверное, убивал разве что время), Вандерлий умер от инсульта.
Дыхание у меня участилось, я вспотел. Яйца сжались до размера персиковых косточек. Я чувствовал, что сейчас грохнусь в обморок, к горлу подкатывала тошнота, но я сумел совладать с нервами. Потом, правда, блевал без остановки. Где-то неделю. Похудел на десять фунтов. (Встревоженной матери сказал, что это грипп.)
– А это лидер. – Кэти протянула мне третий лист. С семнадцатью Амосами Лэнгфордами. Большинство пришлось на штаты Нью-Йорк, Нью-Джерси и Коннектикут, но один умер в Балтиморе, один – в Виргинии, еще двое откинулись в Западной Виргинии. И трое – во Флориде.
– Нет, – прошептал я.
– Да, – сказала она. – Второй по списку, в Амитивилле, – плохой дядюшка Пенни. Благодари бога, что Амос – достаточно редкое имя в наше время. Будь он Джеймсом или Уильямом, счет пошел бы на сотни. Может, не на тысячи, потому что дальше Среднего Запада это не распространилось, но Флорида – в девяти сотнях миль. Сигнал АМ-диапазона столько не пролетит, во всяком случае, днем.
Листы выскользнули из моих пальцев и рассыпались по полу.