Агента звали Эдвард Ринглинг, что больше подошло бы артисту цирка. В письме по поводу рукописи он оказался щедр на похвалы и скуп на обещания.
«Я бы мог найти издателя на Вашу книгу на основании этих глав и синопсиса остальных, – писал Ринглинг, – но сумма такого контракта оказалась бы весьма скромной, скорее всего, даже намного меньше того, что Вы зарабатываете сейчас учителем, и в результате Вы финансово не только не выиграете, но даже проиграете. Я понимаю, что это безумие, но рынок сегодня едва дышит.
На мой взгляд, Вам следует написать еще семь-восемь глав, а то и закончить книгу. Тогда я мог бы выставить ее на аукцион и добиться для Вас несравненно лучших условий».
Наверное, рассудил Чад, такое предложение весьма разумно, если имеешь дело с миром литературы в комфортабельном офисе на Манхэттене. А если мотаешься по округе и проводишь уроки неделю в одной школе и три дня в другой, чтобы свести концы с концами? Письмо Ринглинга он получил в мае. Сейчас наступил сентябрь, и благодаря летней школе в последние месяцы с занятостью у Чада было весьма неплохо (
Положение изменилось бы, останься он без работы еще на пару-тройку месяцев… но если жить только на зарплату жены, они пойдут по миру. К тому же беспокойство и страх не лучшие спутники для творчества.
– Сколько тебе надо времени, чтобы закончить книгу? – спросила Нора. – Если заниматься только этим?
Он достал сигареты и закурил. Ему очень хотелось преуменьшить реальные сроки, но он поборол искушение. Что бы у нее ни произошло, она заслуживала правды.
– Не меньше восьми месяцев. Скорее год.
– А сколько, по-твоему, можно будет выручить денег, если мистер Ринглинг выставит книгу на аукцион и найдутся желающие ее купить?
Ринглинг не называл цифр, но Чад изучил этот вопрос самостоятельно.
– Думаю, аванс мог бы составить порядка ста тысяч долларов.
Начать новую жизнь в Вермонте – вот о чем они мечтали. Об этом разговаривали в постели. Переехать в маленький городок, может, в одном из округов на северо-востоке штата. Она могла бы найти работу в местной больнице или наняться сиделкой к какому-нибудь частному пациенту, а он устроился бы учителем в школу на полную ставку. Или писал бы новую книгу.
– Нора, к чему все эти вопросы?
– Я боюсь тебе рассказывать, но все равно расскажу. Потому что сумма, которую назвал Уинни, больше ста тысяч. Уточню сразу: с работы я не уйду. Он сказал, что я могу остаться, что бы ни решила, а эта работа нам нужна.
Чад вытащил алюминиевую пепельницу, которую держал под подоконником, и затушил в ней окурок. Потом взял жену за руку:
– Рассказывай.
Он выслушал ее с изумлением и понял, что это не шутка. Ему бы и хотелось принять все за розыгрыш, но он не мог.
Если бы раньше Нору спросили, что ей известно о преподобном Джордже Уинстоне, она бы ответила, что практически ничего, как и ему о ней. Но в свете поступившего от него предложения она поняла, что на самом деле поведала о себе немало. Например, о финансовой мясорубке, в которой они оказались. Или о надеждах выбраться из долгов благодаря книге, которую писал Чад.
А что она сама знала о пасторе? Что он всю жизнь прожил холостяком, что три года назад удалился на покой, оставив службу во Второй пресвитерианской церкви на Парк-Слоуп (где до сих пор числился почетным пастором), что перенес инсульт. После инсульта правую часть его тела частично парализовало. Вот тогда она и появилась в его жизни.
Благодаря специальной пластиковой шине, которая накладывалась на больное колено и не позволяла ноге подгибаться, ему удавалось самостоятельно добираться до туалета (а в хорошие дни и до кресла-качалки на веранде). Он уже мог достаточно внятно произносить слова, хотя время от времени у него, по выражению Норы, «заплетался язык». Норе приходилось и раньше сталкиваться с больными, перенесшими инсульт (что и помогло ей получить это место), и ее саму поражало, как быстро пациент шел на поправку.
ebooksa