— Но Мартину известно, что вы были здесь, — возразил я, весьма взволнованный столь неожиданным поворотом дел, — да и тот человек, что сидел снаружи на лавке, должен был вас заметить.
— Он не видел, — быстро заверила она, — а Мартин не знает, кто я.
У меня чуть было не вырвалось, что я тоже не знаю, но она опередила меня, взмолившись:
— Пожалуйста, вам это несложно, но очень важно для меня.
И тотчас, не дожидаясь ответа, она повернулась и скрылась за низкой дверцей, которая, как выяснилось, вела в кладовую трактира, откуда можно было попасть в огород.
Я слышал, как трактирщик Мартин разговаривает с евразийцем в коридоре, недалеко от кофейной, но не успел я открыть дверь, как раздался настойчивый стук, дверь распахнулась и в комнату вошел доктор Дамар Гриф.
Несмотря на утренний час, сильно припекало, однако он был в теплом черном пальто, а на голове красовалась широкополая фетровая шляпа, и ее чернота поразительно контрастировала с его седыми волосами. Помнится, высокий рост женщины удивил меня, но доктор был так долговяз, что был вынужден пригнуться, проходя внутрь.
— А! — воскликнул он и прищурился, вглядываясь в полутьму. — Если не ошибаюсь, мистер Аддисон?
— К вашим услугам, доктор Гриф, — ответил я.
— Я правильно понял, что здесь была моя племянница?
— Ваша племянница! — с неподдельным удивлением повторил я.
— Именно.
В его голосе вновь слышалось высокомерие, давеча задевшее меня; и даже если бы у меня не было причин для дерзости, кроме личной неприязни, я бы ответил ему отнюдь не миролюбиво.
— Я не знал, — продолжал доктор высоким и резким голосом, — что вы знакомы. Будьте добры объясниться.
Он продолжал обшаривать комнату подозрительным взглядом.
— Сообщаю вам, что мы с ней не знакомы! — сказал я. — Но если бы и были, не понимаю, как это вас касается.
— Вы грубиян, сэр! — взорвался он и наклонил ко мне перекошенное свирепой злобой хищное лицо.
— Жаль, что вам так кажется, — уже равнодушно произнес я: поведение евразийца теперь виделось мне не просто досадным, но сумасшедшим. — Я бы ни за что не стал намеренно провоцировать больного человека, а ваш тон и манера общения однозначно указывают, что у вас жар.
Он на секунду застыл, склонившись в мою сторону и словно готовясь броситься на меня, затем воскликнул:
— Ох, да! Вы правы, мистер Аддисон. Я столько прожил в одиночестве, что мои манеры, боюсь, стали резковаты. Не придавайте этому значения. Итак, она ушла?