— Что ж, я передумала.
— Поздновато, — опять расхохотался Крэддок. — Ты отдала мне бразды правления, и теперь я их не выпущу.
Берта пришла в невыразимую ярость и едва удержалась, чтобы не бросить в лицо мужу, что она может отослать его прочь, как наемного работника.
— Эдвард, пойми, я не хочу, чтобы эти деревья уничтожали. Скажи своим людям, что допустил ошибку.
— Не собираюсь я им ничего говорить. К тому же я планирую срубить не все деревья, а только три. Они там мешают: во‐первых, затеняют посевы, а во‐вторых, поле Картера — одно из самых урожайных. И потом, мне необходима древесина.
— Посевы — ерунда, а если тебе нужна древесина — пойди и купи. Эти деревья посажены почти сто лет назад, и я скорее умру, чем позволю их срубить.
— Это надо же додуматься — воткнуть буки в живую изгородь! Ну и идиот же был тот, кто их посадил! Любое дерево на поле — помеха, а уж тем более бук. С его листьев постоянно течет — кап-кап-кап, и под ним никогда ничего не вырастет. И так во всем! Почти целый век поместье просто гробили. У меня вся жизнь уйдет на то, чтобы исправить огрехи твоих… прежних владельцев имения.
Одна из любопытных особенностей людской сентиментальности состоит в том, что даже самый жалкий ее раб редко позволяет излишней чувствительности влиять на его повседневное существование: сентиментальничать в мирских вопросах, на своем деловом поприще так же нелепо, как, например, воровать из собственного кармана. Вполне естественно было предположить, что Эдвард, который всю жизнь провел в тесном контакте с землей, питает определенную любовь к природе: душещипательная пьеса заставляла его сглатывать комок в горле и шумно сморкаться; читая книгу, он всегда сочувствовал героине, чахоточной аристократке, и герою — крепкому малому с добрым, отзывчивым сердцем. Однако в делах все обстояло иначе: фермер счел бы абсурдным сохранять нетронутой живописную полянку исключительно из эстетических соображений. Крэддок охотно позволил бы вывесить рекламные щиты в самом красивом уголке усадьбы, если бы таким образом мог тайком повысить доход от хозяйства.
— Что бы ты там ни думал о моих предках, будь добр считаться со мной, — заявила Берта. — Земля — моя, и я не дам тебе ее портить.
— Я ничего не порчу, а лишь делаю то, что положено. Ты скоро привыкнешь к тому, что этих несчастных деревьев больше нет, и вообще, как я уже сказал, под топор пойдут только три из шести. Я приказал, чтобы завтра их срубили.
— То есть тебе совершенно плевать на мое мнение?
— Я намерен поступить так, как должно. Очень жаль, если ты не одобряешь моего решения, но это не заставит меня его изменить.
— Я запрещу работникам приближаться к деревьям! — пригрозила Берта.
Эдвард расплылся в широкой улыбке.
— И выставишь себя в глупом свете. Попробуй отдать людям приказ, который противоречит моему, сама увидишь, что будет.
Берта застонала от бессильной злости. Ей хотелось ударить Эдварда, она посмотрела по сторонам, ища предмет, которым можно было бы в него запустить, а Крэддок стоял перед ней, как всегда невозмутимый и хладнокровный. Ситуация, по-видимому, немало его забавляла.
— Ты, наверное, безумец! — воскликнула Берта. — Ты делаешь все, чтобы разрушить мои чувства к тебе!
От ярости она даже утратила дар речи. Вот и вся любовь Эдварда! Должно быть, он и вправду презирает ее. Вот что она получила, сложив свою жизнь к его ногам! Что же ей делать? Ах, теперь остается только смириться. Берта отлично сознавала, что никто не станет выполнять ее приказы, если они будут отличаться от распоряжений Эдварда, а в том, что муж настоит на своем, она ничуть не сомневалась. Для него это было вопросом самоуважения.
До конца дня Берта не разговаривала с Крэддоком, однако наутро, когда он собрался уходить, спросила его о планах насчет деревьев.
— Я думал, ты про них уже забыла, — отозвался Эдвард. — Как решил, так и сделаю.
ebooksa