Маленькие Смерти

— То есть, думаешь он сейчас на пути к аэропорту Кеннеди?

Мы с Мэнди переглядываемся, я подцепляю еще одну порцию острой, жирной, китайской лапши и говорю:

— Не думаю, что у нас есть причины за него волноваться.

Я сам ужасно волнуюсь, но в отсутствии папы, я заменяю его, а значит должен поддерживать всеобщее спокойствие в неясных ситуациях.

— Да? — спрашивает Итэн.

— Да? — спрашивает Мэнди.

Наверное, не очень-то убедительно у меня получается кого-нибудь успокаивать.

— Я сказал ему кричать в случае чего.

В фильмах слишком очевидная композиция вызывает смех, а вот в жизни — непременное удивление. Да, первым моим чувством, когда сразу после конца моей довольно скверной шутки, я услышал крик дяди Мильтона, было именно удивление.

Крик настоящий, громкий, болезненный, какого я никогда не слышал от дяди Мильтона. Если быть честным, я даже не представлял, что взрослый мужчина может так громко орать.

Мы с Мэнди и Итэном бросаемся наверх почти одновременно. Мильтон не прекращает орать, кажется, ни на секунду, и это с одной стороны хорошо, ведь означает, что он вполне еще жив и легкие у него функционируют, а с другой — невероятно страшно.

Мы с Мэнди замираем в дверях, а Итэн — чуть позади нас. Ни один из нас не может заставить себя переступить порог комнаты сразу же. Мильтон сидит на кровати в той же позе, в которой я его оставил, карикатурно-подростковой. Обхватив голову руками он кричит:

— Заткнись! Заткнись! Заткнись!

— Мильтон! — взвизгивает Мэнди, но Мильтон ее будто бы не слышит. Мы с ней одновременно делаем шаг вперед, в комнату.

Мильтон раскачивается, мерно и жутко, его так ощутимо трясет. Оказавшись рядом с ним, я и Мэнди одновременно протягиваем к нему руки, пытаясь коснуться, но Мильтон отползает назад, прижавшись к спинке кровати.

— Нет. Нет, это большое зло. Нет!

Он смертельно бледен и глаза у него воспалены, больше всего мой дядя похож на сумасшедшего. Он смотрит на нас так, будто не узнает.

— О, Господи, — говорит он, а я ведь никогда не слышал, чтобы он звал Господа. — Господи, я согрешил и наказан. Я много грешил, я не знал, что такое плохо. Я все еще грешу. Мне жаль, Господи, мне жаль, пусть только это прекратится. Это из-за меня, папа? Это потому что я был плохим?

Мэнди прижимает руку ко рту, издает какой-то странный, показавшийся бы мне смешным, если бы не ситуация, писк.

— Это зло, — говорит Мильтон. — Это ведь такое огромное зло. Мне никогда с ним не справиться. Только не забирай меня!