Итэн и Мэнди держат Мильтона, впрочем сейчас это не сложно, он почти неподвижен, только продолжает повторять считалку про свиней.
Я примериваюсь слишком долго, боюсь, что случайно попаду не туда, или что в шприце останется воздух, или что сам дьявол появится и заберет моего дядю, да чего угодно.
В конце концов, Мэнди отбирает у меня шприц и вкалывает Мильтону в руку успокоительное. Именно тогда он вскрикивает:
— Тысяча семьдесят, тысяча семьдесят! Он больше не демон, он бог.
От того, как Мильтон дергается, игла входит глубже под кожу и выступает капля крови, выдернув шприц, Мэнди снова прижимает руку ко рту. Я вижу, как Итэн, вместо того, чтобы продолжать Мильтона держать, поглаживает его по голове. Глаза у Мильтона широко раскрыты, но я почти уверен, что он нас не видит.
А потом его вдруг перестает трясти, он говорит:
— Мэнди, позвони Райану. Ему нужно убираться оттуда. Немедленно. Сейчас. Сейчас! Быстро!
В обычном своем настроении и обычном состоянии Мильтона, Мэнди не слезла бы с брата, пока не узнала, что к чему, но сейчас она только берет Итэна за воротник, утягивает его за собой.
— Собирайся, ты идешь в церковь.
— Зачем?
— За кем. И ты знаешь, за кем. Быстро! Я звоню Райану.
Оставшись рядом с Мильтоном в одиночестве, я сажусь на край кровати, зову его по имени, но он снова меня будто бы не слышит.
— Мильтон, — говорю я. — Мильтон, папа уже едет домой. Мы тебе поможем. Ничего не случится.
Эти слова скорее успокаивают меня, хотя бы в ту секунду, когда я их произношу.
Я говорю:
— Я так люблю тебя, дядя. Прости, что злился на тебя.
Он говорит:
— Он движется туда, это огромное зло.
Я говорю:
— Вообще когда-либо, даже в тот раз, когда ты меня чуть не застрелил.