– Отоприте главные ворота, опустите мост! – крикнул Алойз. – Господин Сильваши поскачет на жеребце!
Стражники посмотрели на Эрно Ковача, который кивнул:
– Откройте!
Конь встал на дыбы и попятился, когда распахнулись ворота. За ними открылись крутой холм и извилистая дорога, ведущая в деревню.
– В сторону! – крикнул Янош. – Я не могу его удержать!
Одной рукой всадник вцепился в конскую гриву и пришпорил коня. Если конь собирался рвануть вперед, ему лучше чувствовать волю направляющего его всадника…
На пути к воротам жеребец едва не поскользнулся на мокром булыжнике, но все же оказался тверд в ногах и удержался. Когда всадник выскочил на холодный ветер, дующий с вершин Малых Карпат, внизу замаячили маленькие, с соломенными крышами, домики деревни Чахтице. На мокрой дороге сапоги всадника вскоре покрылись ошметками грязи из-под конских копыт. Янош прищурился; на жгучем холодном ветру слезились глаза.
Жеребец, прижав уши, несся к бесплодным полям в низине. Янош знал, что на плоской равнине сможет хорошенько погонять коня, постепенно сужая круги.
Сначала жеребец не обращал внимания на команды всадника: все-таки хакамора не всегда хороша, чтобы укротить животное. Плотно обхватив туловище лошади ногами, Янош скакал уверенно, в то же время не навязывая коню своей воли.
В лошадиные копыта всосалась грязь, а от неистового галопа на боках и ногах лошади выступила соленая пена.
Янош чувствовал тяжелое дыхание жеребца, его затрудненный ритм – один вздох на три удара копыт.
Когда бег слегка замедлился, Янош тихонько натянул поводья – это было скорее предложение, а не команда. Потом он натянул один конец, потихоньку направляя все еще скачущую галопом лошадь по кругу, и жеребец повернул голову.
Через час Янош перевел жеребца на шаг и похлопал коня по мокрой, скользкой шее с выступившей на ней солью. От доброго запаха холодного воздуха и разгоряченной лошади его губы скривились в улыбке.
Потом улыбка быстро погасла.
По дороге от замка ковыляла какая-то тщедушная фигурка с вытянутыми руками. Кто это, слепой ребенок?
Вскоре ветер донес стоны. Девочка… Нет, молодая женщина, и ее лицо было искажено нестерпимой м
Янош направил к ней коня.
– Кто это? Эй, девица, что у тебя за горе?
Вида подставила руки под моросящий дождь со снегом, и Янош увидел обожженные, обуглившиеся и сочащиеся кровью ладони.
– Боже! – воскликнул он, а потом слез с усталого коня и взял девушку за запястья. – Что случилось? Кто это сделал?!