— Не то чтобы мне хотелось, я его в свое время терпеть не мог. Просто приятно было бы увидеть, что он живой.
— Приятно, да.
Значит ли это, думал Квентин, что в Филлори через Нигделандию уже не попасть? Теоретически вообще-то возможно, только одеться потеплее и ледоруб захватить.
— Нигделандия мне всегда казалась несокрушимой. Время и стихии отдельно, она отдельно. Похоже, там одновременно случились землетрясение и метель.
— Мне можешь не рассказывать. Еще гипотезы есть?
— На филлорийский фонтан ты, наверно, не посмотрел? Я рассчитывал вернуться обратно через него.
— Нет, как-то не попался он мне на глаза. Но сомневаюсь, что такое возможно.
— Почему? Там теперь район бедствия, понимаю, но попытаться-то можно. Ты же вернулся на Землю и, как видим, неплохо устроился. Одолжи нам пуговицу, и все.
— В том-то и штука. — Джош рассматривал картину на облупленной стене за Квентином, точно в первый раз ее видел.
— В чем?
— Нет у меня больше пуговицы.
— Как нет?
— Продал я ее. Кто ж знал, что она еще кому-то понадобится.
Квентин не верил своим ушам.
— Нет. Быть не может.
— А откуда у меня долбаное венецианское палаццо, по-твоему?
ГЛАВА 14
Квентин уткнулся лбом в обеденный стол, приводя свой мозг в прежнее состояние — до того, как тот возомнил, что их проблемы остались в прошлом. Пока этот процесс шел, можно было охлаждать чело о прохладное дерево и предаваться отчаянию. Пуговицы нет. Не стукнуться ли пару раз головой об стол, так легонько? Да нет, не стоит.
Он впервые заметил, как тихо в городе: улицы и каналы Венеции, похоже, сразу опустели с наступлением темноты. Видимо, ночью Венеция перестает притворяться, что живет в двадцать первом веке, и возвращается в родимое Средневековье.
Ладно, погоревали — пора опять за работу.