— Ты не думай, если чё. Я не халявщик. Я из своих вложусь. Принцип! — вещал Лёнька, снаряжаясь в путь-дорогу за продуктами для пиршества.
Слух о том, что Максим приглашает всех соседей отметить новоселье, распространился со скоростью света. Тёщенька повздыхала, заметив вполголоса, что лишние деньги можно было бы употребить с большей пользой для семьи, но вслух недовольство выражать не стала, тем более что политическая выгода от устроения пира на весь мир была самоочевидна. Мужчины на скорую руку соорудили из строительных остатков стол (потому что имевшегося в доме стола не хватило бы, чтобы за ним расселись полтора-два десятка человек). Наладили мангал, на котором в режиме нон-стоп жарили шпикачки. От ближних соседей принесли посуду и дополнительные стулья. Алевтина Кравчук и молодая соседка через два дома (Максим вот уже третий год никак не мог запомнить её имя: то ли Марина, то ли Ирина) взялись помочь жене с готовкой. Словом, через полчаса пир на весь мир был в разгаре.
Вездесущий Лёнька Пашукевич постучал перстнем о столешницу. Через полминуты говор стих, и гости повернулись к нему.
— Слово имеет… — Лёнька со значением прокашлялся. Он уже хватил три стопочки, и его круглая физиономия сияла ярче солнца. — …Слово имеет виновник торжества, то есть хозяин положения! Максим Игоревич… будьте так любезны — толкните речь!..
— Просим! Просим! — зазвучало со всех сторон. Судя по голосам, гости уже успели оприходовать значительную часть горячительных напитков.
«Ах, чтоб тебя перекорёжило, тамада кособрюхая!» — подумал Максим. Он не любил, когда застольный краснобай, смущённо глядя в заливное, комкает салфетку и тост, а остальные ждут, когда же он закончит мычать и можно будет выпить. И уж тем более он ненавидел быть в таком положении, а сейчас он был как-то не в настроении выступать. Ну, пусть об этом знает только он… Как завещал великий Карнеги, у вас не будет второго шанса произвести первое впечатление.
— Друзья! — со вкусом выговорил он, поднявшись. — Очень, очень рад видеть вас всех. Хорошо, когда люди сочувствуют друг другу в беде. А я думаю — ещё важнее уметь посочувствовать в радости…
Неожиданно для себя он разошёлся, фразы цеплялись друг за друга, как репьи, и вместо «ну… будем здоровы!..» получилась речь минуты на три. Через минуту он уже не помнил из неё ни одного слова — но финальный аккорд «За нас!» был встречен самыми настоящими аплодисментами.
Он сел и опрокинул пластиковый стаканчик с коньяком с чувством исполненного долга. Зажевал огонь маринованным огурцом, завёрнутым в тонкий, как кленовый листик, кусок ветчины.
— Макс, классно сказал, — сказала Вера.
— Во! И я говорю! — горячо поддержал Лёнька Пашукевич. — Настоящий этот, как его… Диоген, во!
— Ну, спасибо за сравнение, — сказал Максим. — Твой Диоген в бочке жил.
— Я не в том смысле! — взвился Лёнька. Он вскочил, намереваясь что-то сказать, но не рассчитал степень опьянения и инерцию, и под общий хохот брякнулся на землю. В общем, всё шло как надо. Некоторые гости уходили, их сменяли другие, что было несколько обременительно, потому что каждый вновь приходящий мужчина считал своим долгом выпить с хозяином за новоселье. Действительность размывалась, её заслоняло сияющее марево, вскипающее весёлыми пузырьками. Среди общего гомона иногда с поразительной чёткостью звучали обрывки разговоров:
— …а она говорит: «сам ты, дядя, типа пидораса, чайлдфри — это те, кто не собирается всю жизнь гундеть, как ему спиногрызы крылья подрезали»…
— …там уже двадцать лет торф горит — и ничего, а тут…
— …а потом его арестовали — он, оказалось, в своём институте наркотиками торговал. Представляете? А такой милый, интеллигентный…
— …ты сам сперва построй такую домину, а тогда говори, понятно?..
«Да. Всё идёт как надо. Я это знаю.» Точно так же он думал четырнадцать лет назад, когда за руку утащил свою дурищу из абортария и тоном, не терпящим сомнения, сказал, что, если она убьёт ЕГО ребёнка, он её тоже четвертует, но если она откажется от этой затеи и выйдет за него — никогда ни в чём не будет нуждаться. Кажется, она больше поверила в перспективу четвертования, чем в грядущее процветание, но это неважно — жизнь будущей Верке-малой удалось сохранить, пусть даже таким изуверским способом. А для него с той поры жизнь потекла под девизом МОЕЙ СЕМЬЕ НУЖНО МНОГО ДЕНЕГ. Каким способом их достать — вопрос десятый. Он доставал. Ему случалось и ездить в тачках плохих парней с мешком на голове, и переправлять через дырявую казахскую границу такие грузы, о которых он предпочитал ничего не знать, он лично знал многих скупщиков золота, и кислый запах пороховой гари была ему знаком… Нет, он не был бандитом. Он был обычным парнем, который обеспечивал своей семье комфортное существование.
Он знал, что удача переменчива, и что если с ним что-то случится — все его усилия пойдут прахом. Поэтому он, во-первых, не позволял себе зарваться, во-вторых — при первой возможности выводил деньги в легальное поле и добился в этом изрядных успехов. Небольшой круглосуточный магазинчик в подвале многоквартирного дома, две квартиры, сдаваемые почасово и посуточно, доля в интернет-магазине по продаже одежды составляли его, как он шутил, «бизнес-империю». Не зажируешь, но и копеечки на ладошке считать не приходится. О чём говорить, если дочка лет до восьми-девяти, пока не начала самостоятельно шариться по городу, не знала, как проходить через турникеты в метро!
Последние пять лет он даже близко не касался никаких сомнительных дел. Единственное, что его беспокоило — это деловая активность жены. Когда Верка-малая пошла в школу, Вера-старшая решила, что не годится ей сидеть на шее мужа — тем более что дочь уже «совсем большая» и не нуждается в постоянном присмотре. По протекции бывшей сокурсницы она устроилась в некую мутную контору, занимающуюся регистрацией фирм-однодневок. Несколько раз Максим пытался уговорить её оставить этот небезопасный бизнес, на что Вера с лёгким раздражением, со статьями кодексов на руках (она была юрист по образованию) доказывала, что ни фирма, ни она не делают ничего противозаконного, а пятьдесят тысяч в месяц за непыльную работу надо ещё поискать. И возразить ей бывало нечего. Но в глубине души Максим знал, что придёт час, и он силой вытащит её из этой сомнительной конторы, как когда-то вытащил из абортария.
ebooksa