Призрачно всё,

22
18
20
22
24
26
28
30

Звуки обычные для сельской местности: кудахтанье, мычание, потявкивание. Как будто жизнь бьет ключом, вот только людей не видно.

Я дошел до небольшой площади, увидел традиционный памятник воинам-освободителям, с высеченными на камне фамилиями погибших сельчан. Памятник — ухоженный, газоны вокруг него засеяны чернобривцами, бордюры побелены. Рядом с памятником — здание, отличающееся от сельских жилищ. Бетонный куб со стеклянным фасадом — стандартный магазинчик конца семидесятых, начала восьмидесятых годов прошлого века. Появилась надежда: где еще бурлить жизни, как не возле единственного очага культуры? Но, преждевременная. Ее похоронил поржавевший замок, к которому, судя по виду, давно никто не притрагивался.

Некоторое время покрутился на площади, но из живых существ увидел только пару куриц, лениво разгребающих пыль, и козу, которая, громыхая цепью, неспешно обгладывала кленовые листья. Больше здесь делать было нечего, и я поплелся дальше.

Привычный хаос звуков нарушил скрежет металла, а затем возник и сам нарушитель спокойствия: пацаненок лет десяти, гордо оседлавший допотопный «Орленок». Велосипед — непрезентабельный и страшноватый на вид, от заводской краски ничего не осталось, крылья и багажник отсутствовали, эмаль на руле облупилась и зияла проплешинами. Тем не менее, он выполнял свою функцию и, хотя шумел больше, чем трактор «Беларусь», все же катился по неровной брусчатке, подпрыгивая на камнях и отчаянно виляя. Мальчик, одетый лишь в шорты, загорелый до черноты, с торчащими клоками выгорелых на солнце волос, рулил в мою сторону. Я поспешно отскочил, дабы не оказаться под колесами раритета.

— Привет! — сказал, когда велосипед поравнялся со мной и улыбнулся, как можно дружелюбнее.

— Добрый день.

Мальчик притормозил и опустил ногу, чтобы удержать равновесие.

— Ты — местный?

— Нет. Я в городе живу. Родители на заработки уехали, так меня к деду с бабой привезли. Теперь я и в школу хожу в соседнее село.

Пацаненок наверняка соскучился по общению и не прочь был поболтать.

— Тебе нравится? — поддержал разговор.

— Еще бы! — восторг был настоящий. — Мне в городе только двойки ставили, а здесь я почти отличник. Даже уроки делать не надо.

— Молодчина!

— Не совсем молодчина. Здесь учителя хорошие. Понимают, что учиться некогда, что нужно за коровой смотреть, за хозяйством, вот и не ставят двоек.

Самокритично, как для столь юного возраста.

— Ты далеко живешь?

— Нет. Вот, — он указал замызганным пальцем на калитку. — А вы, дядя, с города приехали?

— Ага, — в тон ему ответил я. — Твой дедушка дома?

— Конечно дома, где ж ему быть?

— С ним можно поговорить?