Ярмо Господне

22
18
20
22
24
26
28
30

— Скинешь файлик? Или мне нельзя?

— Тебе, Настена, все можно, как ученице сэра Патрика. Он несуеверен и ты тоже. Да и в командном тандеме тебе нечего бояться всяких глупых убежищных шуток.

Вот послушай. Один раз, я тогда во втором круге была дурной неофиткой в Баку, неохота стало выходить ввечеру в жару на улицу. Только в машине опомнилась, что разделась в убежище догола и прошла сквозь ораву секуляров в наведенной апперцепции на три часа раньше, чем зашла.

Завернулась в чехлы, сижу с голым задом в своих «жигулях» и реву в три ручья. Возвращаться за шмотками в асилум страшно, ехать куда-то совсем ужас, если в прошлое нелегкая занесла. Теургию применять боюсь. Мобильник разряжен. Четыре часа просидела, покуда не стемнело.

В другой раз уже в Харькове зашла к себе в убежище на десять минут туалетом воспользоваться, вышла через сутки. Чуть мочевой пузырь не разорвало, так вдруг приперло.

Еле доплелась за угол, занавесилась, присела на клумбе, а из меня ни капли. Хоть смейся, хоть плачь.

У меня убежище часто спортзалом оборачивается. Так там посреди унитаз стоит серебряный с крышкой вызолоченной, стульчак из теплой пластмассы… Меня на нем бывает видениями как поносом прохватывает…

— Анфиса, скажи, если можно, а ты в твоих видениях мужчиной была? Ну, снизу там, и все такое?

— А как же! И не раз. Один раз оказалась бойцом на ринге без правил и без трусов в дамском клубе. С ведьмаком дралась. Пропустила удар по самые помидоры — брюхо, дура, прикрывала. От боли едва не окочурилась…

— Ой, Анфиса! Меня сегодня с утра, чуть в асилуме прилегла, так сразу в древнегреческий гимнасий занесло в голом мужском облике архонта. Теперь вот стыдно Патрику и Филиппу показывать, как я там голозадая разминалась с прищепкой-фибулой на конце.

Вокруг мужчины-атлеты смотрят на меня украдкой, мошонки у них поджимаются, потому что у меня пенис большущий такой… Я потом на него, как на удочку, злокозненного жреца-мага богини Астарты приманивала, тот еще гомик был…

— Имеешь полное право, Настена, ничего постыдного нашим рыцарям не говорить и не показывать. Прерогативы кавалерственной дамы-неофита пятого круга посвящения.

— Все-таки я Филу эту эйдетику покажу, а дальше, что он скажет.

— Правильно думаешь. У рыцаря-зелота Филиппа уровень покруче, чем у многих адептов…

Он мне прямой канал в мое убежище открыл в навороченном ноогностическом ритуале. Первый раз в жизни оно санктуарием мне предстало, в образе домовой церкви… Истинно Благодать Господня!

Представь, низкая такая горница, на полу наборный паркет, во всю стену золотой деисус, лампадки, антиминс свернутый на столике… Благостный нерукотворный лик Богоматери, какого я нигде и никогда в жизни не видела…

Поверь мне, Настена, я в иконописи вмале понимаю. Великим богомазом себя мнить мне нет резона, но кое-чего изобразить умею…

Грех и гордыня, конечно, так заноситься. Однако Богоматерь в моем убежище немного похожа на меня саму…

Не знаю, стоит ли с молитвой ее на большой доске намалевать. Филиппу Олеговичу Ирнееву, быть может, в дар преподнести?

— Ой, Анфиса! Если сможешь, то сделай. Хорошо бы по канону «Утоли моя печали».