— Ну ты скажешь! Я в курсе, читал. И триста лет как подумал. Я нарек его Филомат.
— А что? Звучит неплохо: Любящий знание. В самый раз для огнестрела в умных руках, кому-нибудь вышибающих мозги шайтану под хвост…
— Чуть иначе по-гречески написать, получится: Знающий род-племя свое.
— Тоже сверхъестественно хорошо…
То, что в нем так удачно и удивительно сошлись две ветви харизматического родства, несоизмеримо отдаленные во многих веках, поколениях и странах, наш Ирнеев Филипп, воспринял наподобие изначального знака свыше. Вероятно, сверхрационально и предопределенно.
Не так ли, мои внимательнейшие и терпеливейшие читатели, благосклонно и разумно допускающие существование сверхъестественного?
Иначе же вам определенно не удалось дочитать наш роман от начала до сих страниц. Будь они видимым образом отражены в распечатанном тираже или навеки оставшимися в цифровой реальности излучающей поверхности компьютерного дисплея. У кого-то, где-то и когда-то.
Стало быть, некогда привидевшийся ему невероятный образ рыцаря-монаха дона Фелипе Бланко-Рейеса наш с вами герой счел собственным благородным прародителем, диахронично удаленным и все же синхронично сблизившимся с ним в едином пространстве-времени сверхрационального и рационального.
Собственно, орденскими традициями, уставами и правилами ему настоятельно не рекомендовалась этак думать и рассуждать. Да и прецептор Павел с арматором Вероникой в принципе ему этого никоим способом и методом не советовали. Он все равно упрямо толковал те изначальные видения в свою пользу.
Или же истолковал их на благо тем, кого он считал душевно близкими и по-родственному духовно приближенными к нему от мира и века сего.
Потому-то рыцарь Филипп однажды все обдумал, усердно помолясь Пресвятой Троице, допустимо аноптически, в Гефсиманском саду. Точнее, там, где во время оно предположительно или на самом деле находилась Масличная гора.
Тогда, — не суть важно, критично и категорично, в какое время это произошло, — он окончательно решил посвятить себя принципиально Восточно-Европейской конгрегации. А также продолжать несомненным образом действий исполнять мирские обязанности по месту нынешнего происхождения и кровного родства.
Ищите и обрящете. Да будет так и свершится истинно!..
Филипп не сомневался: во время сиесты Ваню он отыщет в тенистой виноградной беседке у персиковых деревьев. «Утром наш мелкий хорошо выспался до подъема и упора. Сейчас, должно быть, читает себе в тени…»
С полувзгляда на экран учитель похвалил воспитанника:
— Молодца, Иван ты наш Разумник! Гляди-ка, до «Детей Дюны» нынче добрался.
Годится сие чтение, годится, ежели тут у нас взрослый дядя-писатель подобающе и креативно не делает из детских лет мелких идиотиков…
Подобно любимому воспитателю, вдумчивый Ваня полагал: взрослым и большим педагогический авторитет необходимо заслужить у маленьких мыслящих людей. Они оба без лишних слов соглашались с тем, что авторитетность вовсе не присваивается, будто чиновная медаль за выслугу лет к юбилейным возрастным датам.
— Чаще, чем нам бы того хотелось, — издалека начал развивать свою мысль учитель, — какой-нибудь писака-кавычник сам дурак, персонажи у него дебилы, да из читателей он так и норовит придурков сделать…
Похвала и аргументированная критика обязывают. Поэтому понятливый Ваня дал программную команду на отключение хай-тек машинки для чтения. «Почему бы не послушать Фил Олегыча, если технологически без занудства?»
ebooksa