— Скоро, — сказала Анжелика и перевернула отбивную лопаткой. — Пюре готово. Как только потушатся бобы, так и начнем.
— У нас есть орехи? — спросила Саша. — Может, кешью. Или миндаль?
Ее мать развернулась, держа в руке лопатку словно для того, чтобы убедиться, что она правильно расслышала ее.
— Орехи? Ты хочешь орехи с отбивной?
— Вообще-то, вместо отбивной.
Анжелика добавила газ на плите.
— Что не так? Тебе плохо? Что-то не то съела?
— Я в порядке, — настояла Саша и сосредоточилась на игре с кудряшками Кати. — Просто захотелось орехов.
Анжелика заметила, как неловко вела себя дочь, и поняла, что в этом есть нечто большее.
— Саша, — спокойно сказала она. — Твой отец еще не вернулся с работы. Ты можешь поговорить со мной. Если тебя что-то тревожит, я рядом.
— Знаю. — Саша предложила Кате пожевать ее палец. В то же время на плите закипела кастрюля с бобами. Вода начала брызгать в разные стороны, что на мгновенье отвлекло Анжелику.
— Это только на некоторое время, — начала она. — Мам, не злись, но я на некоторое время прекращаю есть мясо. Из-за Джека. Он попросил меня. Мы заключили сделку.
Казалось, Саша целую вечность пыталась выдержать взгляд матери. Эта пытка закончилась лишь тогда, когда Катя чересчур сильно укусила ее за палец.
— Осторожно, — сказала Анжелика младшей дочери, но ее глаза все еще были прикованы к Саше. — Знаешь, а твой отец думает, что она готова. Уже прорезался последний зуб. Мы думаем, что скоро настанет время приветственного ужина.
Саша прекрасно знала, что она имеет в виду. Внезапно она почувствовала себя предательницей семьи.
— Это не навсегда. К тому времени, как для Кати настанет День Икс, все будет как прежде.
— И сколько ты планируешь так жить? — задала вопрос Анжелика, отворачиваясь к сковороде.
— Четыре недели.
— Четыре
— Ну не всю жизнь же.