Собачий род

22
18
20
22
24
26
28
30

Рыжая вернулась нескоро. Уже луна почти закатилась, лишь краешком освещая угрюмый, погружённый в безмолвие мир, когда Рыжая, стуча коготками, взлетела по лестнице и тявкнула под дверью.

Бракин открыл, присел: Рыжая кинулась ему на руки, стала лизать в лицо, в нос, в губы. Холодная, засыпанная снегом, дрожащая от холода и испуга.

Бракин сел поближе к печке, погладил Рыжую, взял её морду в ладони, заглянул в глаза.

— Ну, что ты видела? Рассказывай.

Рыжая взвизгнула.

И Бракин словно провалился в её глаза и на какое-то время стал ею, — маленькой симпатичной рыжей собачонкой, бродившей вдоль заборов, обнюхивая чужие метки, и облаивая редких прохожих.

Потом и прохожих не стало. Мороз усилился. В окнах старика было темно, и Рыжая решилась: перескочила через забор в том месте, где ветром намело высокий сугроб, почти по самый забор. Покружила по маленькому дворику, и нашла себе местечко под навесом, где стояли лопата, метла, и лежали ещё какие-то вещи, тщательно укрытые брезентом. Рыжая легла в уголок, одним боком — к брезенту, свернулась клубочком и замерла.

Она дремала, когда на улице послышался шорох шин, хлопок открываемой автомобильной дверцы.

— Вот спасибочки, — до самого дома доставили, — раздался старческий дребезжащий голос. Голос был притворным, лицемерным, — Рыжая, это сразу почувствовала. Как, впрочем, чувствуют притворство в человеческом голосе почти все собаки, кроме умственно отсталых, — а таких, кстати, немало среди собак благородных, искусственно выведенных пород, — "генетически модифицированных", как принято теперь говорить.

— Большой привет градоначальнику нашему, Александру Сергеичу, — проскрипел старик, хотя дверца захлопнулась и машина уже отъехала.

Скрипнули железные ворота, старик быстро прошёл в дом.

Но свет не зажёг.

Более того: дом оставался тихим, безмолвным, словно в нём и не было никого.

Рыжую это насторожило. Хозяева, возвращаясь домой, хотя бы включают свет, выходят во двор.

Этот не вышел. Может быть, он так устал, что сразу же лёг спать?

(Тут Бракин покачал головой. Такое возможно, но… невозможно. Уж в сортир-то он должен был сходить. Правда, многие одинокие старики здесь пользуются по старинке горшками, — стесняться некого, а на улицу зимой, особенно если ночью прихватит, чесать не шибко-то охота).

Короче говоря, Рыжая незаметно для себя уснула.

А проснулась внезапно: почувствовала, что она во дворе не одна. Открыла глаза — и взвизгнула от испуга: прямо над ней, на фоне звёздного неба, нависало громадное лохматое чудовище, от которого грозно пахло зверем, кровью, диким лесом.

И не просто кровью.

Зверь стоял над ней, глядя обманчиво лучистыми глазами, широко расставив массивные лапы, нагнув гигантскую серую, серебрившуюся под звёздами, голову.