— Ну, что там? — встретила их вопросом Катька.
— Не разглядел. Темно уже. Не то шатун, не то какой плохой человек.
— А зачем собаку привёл?
— Кормить буду, однако.
Стёпка взял посудину побольше — плохо обожжённую самодельную глиняную миску, — вывалил в неё варево из мороженой рыбы. Поставил на пол:
— На, жри, однако.
Взял ружьё, сел, и принялся чистить его.
Катька глядела на всё это неодобрительно.
— А кого видел, скажи? Высокий, чёрный? Как пятно?
Стёпка слегка вздрогнул, медленно выговорил:
— Может, это он и есть. Узнал, что мы шаманим, псу помочь хотим, и пришёл.
Оба замолчали, испуганно глядя в окно.
— Однако, Стёпка, ты собаку-то выпусти, — вдруг тихо сказала Катька. — Да двери покрепче запри…
* * *
Полкан подобрался к деревне как можно ближе. Полз меж кустами, добрался до овина и прилёг. Отсюда плохо была видна изба, — только старый перекошенный плетень, дырявый, заваленный снегом. Но Полкан знал, что у него всё получится. Таков был приказ, а значит, нужно только подождать.
Звёзды погасли, с чёрного неба посыпалась снежная крупа.
Полкан разгрёб гнилую солому, накиданную возле овина, зарылся в неё поглубже. Постепенно задремал.
Когда начало светать, он проснулся, подскочил, навострил уши.
Деревня просыпалась с шумом, коровьим мычанием, стуком дверей. Земля побелела от белой крупы, которая никак не хотела таять. Где-то заржала лошадь, заблеяли овцы.