Стёпка упал. Он дёргался, что-то кричал, колотил руками и ногами по утоптанному снегу. Он так перепугался, что сердце почти остановилось, а дыхание прервалось.
Стёпка выгнулся дугой, тараща мутные, налитые кровью глаза. Бил рукой по снегу, другой — рвал с груди промокшую от пота рубаху.
Что-то (или кто-то) — казалось ему — внезапно схватил его за глотку железными руками, и давил, душил, выкручивал шею.
В глазах потемнело, Стёпка судорожно пытался вздохнуть, и не мог.
И тьма внезапно ворвалась внутрь него, и взорвалась в голове.
* * *
— Стёпка! Ты что? Сдох совсем, однако?
Катька трепала Стёпку за воротник, приподнимала, била по щекам. Стёпка — белый-белый, белее снега, — по-прежнему лежал, закатив глаза. Катька выругалась, поднялась, и стала, кряхтя, поднимать Стёпку за ноги вверх. Согнула ноги в коленях и всей тяжестью навалилась на Стёпку.
Стёпка судорожно дёрнулся, и надрывно вздохнул. А потом задышал часто-часто, и лицо у него постепенно темнело, оживало, и вот уже глаза повернулись, как надо, и вполне осмысленно уставились на Катьку.
— Ну, и ладно, — тоже, за кампанию, часто дыша, сказала Катька. — Живой. Ещё поживешь, однако. Рано тебе ещё в "дом, который плывёт по воде"… в гроб, то есть…
Но Стёпка почему-то вдруг захрипел и забился.
Катька снова перепугалась, снова налегла было на щуплое, как у подростка, тело старика.
Стёпка высвободил рот и вдруг заорал:
— Да слезь ты с меня! Совсем придушила, дура окаянная!
Катька с жалостью посмотрела на него, плюнула, — и нехотя слезла.
Стоявшее за деревом и наблюдавшее за ними мохнатое существо с облегчением перевело дух. Потом бесшумно, спиной вперёд, стало отступать в глубину зимнего леса, оставляя в снегу большие, очень похожие на человеческие, следы.
* * *
Через полчаса они уже сидели в натопленной избе Катьки. Пили, отдуваясь, горячий сладкий чай, оба — в одних рубахах, мокрые от пота.
— Что видел, говори? — спрашивала Катька, очень довольная сеансом шаманства, а ещё больше тем, что вот вдруг, в один день, у неё появились и дрова, и мука, и чай, и даже сахар. И даже мужик! Хоть и завалящий, дохлый совсем, однако, — зато живой, настоящий, и… почти родной.
— Пса нашего видел, — тоже очень довольный, отвечал Стёпка. — Город видел, дома, улицу. Потом — дорогу. По ней машины мчатся, а рядом с ними — пёс. Подбежал он к дороге, по которой паровозы ходят, — скок через железные колеи! Только его и видели.