Три волка улепётывали по заснеженному редколесью от страшной гудящей птицы. Волки были молодыми, неопытными, и к тому же ещё ни разу не встречались с таким опасным врагом.
Вокруг них взрывали снег горячие пули, — огненные, молниеносные, как сама смерть.
Волки не знали и не могли знать, можно ли бороться с такой огненной смертью, и можно ли от неё спрятаться.
Впереди было болотистое озерцо, и у первого волчонка, выбежавшего на лёд, лапы сразу разъехались в стороны. Он ткнулся мордой в лёд, задержавшись на мгновение. И в это самое мгновение жгучая невидимая молния ударила его между лопаток. Волчонок охнул от неожиданности, отлетел и замер.
Остальные перескочили через него и помчались дальше. Лапы скользили, волчат бросало из стороны в стороны.
* * *
Шуфарин, заместитель начальника лесного управления, с удовольствием крякнул:
— Один есть! — и показал большим пальцем вниз.
Его напарник, — он же подчинённый, — кивнул.
Шуфарин снова приложился глазом к окуляру прицела. У него был новенький навороченный карабин, и сам себе он казался в этот момент лихим героем американского боевика. Правда, вертолёт был совсем не таким, как в кино: нечего было и думать картинно выставлять ногу на подножку, трудно было даже высунуться наружу, — ветер мгновенно обжигал щёки морозом.
Он выстрелил трижды, и ни разу не попал: на этот раз скользкий лёд оказался союзником волков, — они совершали непроизвольные броски, виляли задами, а то и кружились, распластавшись на брюхе.
Наконец, и второй волк упал, закинув лапы.
Последний, кажется, понял, что убегать бесполезно. Он присел, прижав уши к голове и глядя на ужасную стрекочущую птицу, висевшую над ним.
Вертолёт сделал разворот, и Шуфарин крикнул в ухо напарнику:
— Ну, ладно, возьми этого себе!
Напарник, закутанный до самых глаз, высунулся с карабином, начал целиться. Волк был метрах в пятидесяти от него. Не попасть в такую цель было бы непростительно.
— Давай, давай! — весело крикнул Шуфарин, выглядывая поверх головы стрелка.
Кажется, он моргнул, или просто случилось какое-то краткое помутнение рассудка. Во всяком случае, выстрела не последовало, а волк, вместо того, чтобы отбросить лапы, вдруг прыгнул.
Сказать "прыгнул" — значит, не сказать ничего. Но другого подходящего слова у лесного начальника не нашлось, а времени подумать не осталось: прямо перед ним мелькнула оскаленная волчья пасть, дохнувшая зловонием, и тотчас что-то тёмное, душное навалилось на Шуфарина, опрокидывая и его, и напарника на пол.