— Вот видите! — торжествовал Шильдеман, — это гениальный автомат, ему нет равных! Если желаете, господин Феру, по ночам, за вполне умеренную плату я буду предоставлять вам возможность поиграть с ним. Если вы выиграете, — тут я счел уместным перебить Шильдемана, сообщив о своей готовности сыграть с деревянным ящиком следующей ночью еще раз. «Вот глупый пройдоха, — думал я про Шильдемана, — а мог бы придумать что-нибудь поинтереснее. Вот странно, такой балбес — и владеет уникальным механизмом. Ерунда какая-то».
Ночью, когда тишина в трактире стала полной, ко мне в комнату почти беззвучно вошел деревянный автомат для игры в шахматы и плотно прикрыл за собой дверь.
— Привет, Феру, — сказал он, — не узнал меня?
Голос был не тот, но манера речи сохранилась. Несомненно, это был Мателиус.
— Сеньора Мита умерла, — сказал я.
— Умерла, не умерла, — это не настолько важно, как тебе кажется, Феру, — произнес он, но мне показалось, что он плачет, — вот ты видишь меня. Это уже четвертый вариант меня самого с тех пор, как мы расстались.
— Как это возможно?
— Практически никак, но есть лазейки.
— Вам удалось ее оживить?
— Пока нет. Но я работаю над этим. Я нанял Иоганна Шильдемана, чтобы он смазывал механизм и не мешал мне работать, а этот тупой скупердяй решил обогатиться, показывая меня на ярмарках. Но не убивать же его за это?
— Не знаю, — сказал я.
— Открой мою боковую дверцу, — сказал он. Я потянул ручку. В нише автомата стоял скелет сеньоры Миты.
— Мне потребуется вода и белый фосфор.
— Мир жесток, — сказал я. Я не нашел правильных слов.
— А никакого жестокого мира нет, Феру. Есть знания и пустота. Ты хочешь наполнить пустоту чувствами. Я знаю, ты художник, драматург, архитектор. Черта ли в твоей драматургии?
— А ваша любовь? — крикнул я, досадуя на самого себя, на него, на всю мою жизнь.
— Ладно, поговорим позже. Мне надо еще поработать. Не забудь, о чем я тебя просил.
Этой же ночью я пришел к дураку Иоганну Шильдеману и сообщил, что если тот не оставит шахматный автомат в покое и не уберется из гостиницы сию же минуту, я перережу ему глотку. И Шильдеман ушел.
Дальше события стали развиваться с неприятной быстротой. В освободившемся номере господина Шильдемана поселился богатый молодой человек: обаятельный весельчак и франт. В его присутствии Азра из симпатичной девушки превращалась в несомненную красавицу, глаза ее сияли.
Молодого человека звали Бенвенуто Лупи. Он любил вкусно поесть, даже захаживал на трактирную кухню, чтобы готовить еду вместе с поваром и кухаркой. Про себя он говорил просто, что он бонвиван и гастроном с несколько необычными взглядами на кулинарное искусство. Взгляды его на гастрономию были немного экстравагантны. «Нет, — говорил Бенвенуто Лупи, очаровательно улыбаясь, — я не из тех лимузенских обжор, которых издавна опасаются соседи. Хороших людей я не трогаю. Я же не зверь. Я изредка устраиваю себе маленькие праздники, и съедаю какого-нибудь негодяя. Разве это плохо? Зачем убийство врага превращать в мрачный ритуал казни? Что в этом хорошего? Надо с радостью прощаться с ужасами и подлостью рода человеческого!» Словом, Бенвенуто Лупи был людоедом нового времени: свободный, бодрый и уверенной в своей правоте. Он хорошо знал бургундскую и аквитанскую поэзию, разбирался в искусстве и охотно делился рецептами.
ebooksa