Чапек обогатил сам арсенал типов социально-фантастических произведений, их художественные средства, поэтику.
Основоположник научной фантастики Жюль Верн создал, как известно, роман о научном открытии, «роман науки», по его собственному определению. История фантастического научного открытия или изобретения, подвиг ученого, поэзия познания и творчества, демонстрация возможностей человеческого разума, его грядущих завоеваний составляли основное содержание, смысл и пафос произведений французского писателя. В творчестве Г. Уэллса научно-фантастическая гипотеза, допущение необыкновенного научного открытия или изобретения, не утрачивая самостоятельной ценности, приобрели вместе с тем и иную, так сказать, «служебную» функцию. То, что у Жюля Верна было непосредственным предметом и объектом изображения, становилось теперь одновременно средством достижения и иных целей, средством конструирования условных, искусственных обстоятельств, нужных писателю для постановки и заострения философских и социальных проблем, для раскрытия противоречий человеческого общества и диссонансов его развития, которые с особой силой проявились в эпоху империализма. Научно-фантастическое допущение стало использоваться для мотивировки социально-фантастического сюжета. Перенося явления современной общественной жизни в вымышленную обстановку или в будущее, рассматривая отдаленные последствия современных процессов и тенденций, писатели получали в свое распоряжение новые способы их художественного анализа, гиперболизации, поворота проблемы неожиданными сторонами и т. д.
В творчестве Г. Уэллса и его современников формируется роман мысленного социально-философского эксперимента, основанного на научно-фантастических мотивировках. Научная фантастика синтезируется с жанром социальной утопии, с художественными формами аллегории и притчи. Все эти особенности мы находим и в творчестве Чапека.
Романы и драмы Чапека носят характер иронических или сатирических утопий-предостережений, обращенных своим острием против определенных явлений современной общественно-политической и международной жизни — тех, в которых писатель-гуманист находил опасность обесчеловечивания человеческих отношений. Обычно Чапек не переносит действия своих романов и драм в далекое будущее. Наоборот, фантастические события у него как бы вписаны в современность. Не машина времени уносит читателя в даль грядущих веков, а скорее, современные процессы стремительно ускоряются и нарастают в его произведениях под влиянием изменившихся обстоятельств. Научное открытие, мощно воздействуя на жизнь, служит как бы катализатором, способствующим быстрому проявлению ее опасных тенденций. Отличаясь философской обобщенностью, произведения Чапека в то же время зачастую насыщаются элементами сатиры не только на определенные явления действительности, но и на подлинные институты, события современной общественно-исторической и международной жизни, на подлинных лиц. В романах «Фабрика Абсолюта» и «Война с саламандрами» этот прием используется столь широко, что иллюзия достоверности изображаемых событий, характерная для научной фантастики, уже почти в самом начале произведения «рассекречивается», и повествование переводится в плоскость озорной мистификации. Чапек соединил стихию научной фантастики и социальной утопии философского плана с возможностями комического жанра, с сатирой, имеющей конкретный адрес. В его творчестве словно бы сомкнулись традиции Г. Уэллса, Д. Свифта и А. Франса.
Предмет тревог и предостережений Чапека — это прежде всего диспропорция между научно-техническим и социально-моральным прогрессом, опасность кровопролитных военных конфликтов, масштабы которых катастрофически возросли в XX в. Неизгладимый след в сознании Чапека оставила первая в истории человечества всемирная война, в водоворот которой были втянуты огромные людские массы и не виданные ранее технические средства. Проблема трагических противоречий в жизни человечества, выливающихся в военные столкновения, вновь и вновь приковывают внимание чешского писателя. В каждом его социально-фантастическом произведении на горизонте изображаемых событий и процессов маячит грозный призрак войны. Война для Чапека главное зло и бедствие современного человеческого бытия, наиболее ужасное проявление бесчеловечности… К теме войны писатель обратился уже в первом своем романе «Фабрика Абсолюта». Оценивая это произведение, следует, однако, иметь в виду, что протест против войны принял в нем особую форму. Еще в период мировой войны, мучительно раздумывая над вопросом о причине трагических конфликтов в жизни людей и изучая одновременно философию прагматизма, молодой писатель оказался близок к представлению о множественности истин, о безнадежной «разноголосице» современного мира, мешающей взаимопониманию людей. Мировая война 1914–1918 гг. стала для него своего рода моделью конфликта в человеческом мире, раздираемого разнонаправленными, «частными» интересами и убеждениями, имеющими, однако, объективную почву для своего возникновения. Исходя из последнего, Чапек невольно уравнивал разные по своей природе конфликты и противоречия. Социальные «конфликты» представлялись ему не основой основ, а лишь одним, пусть и очень важным, типом конфликтов в ряду других. Человеческое общество рисовалось при таком подходе в виде некоей системы неустойчивого равновесия, нарушением которого и оказывались обострения конфликтов, вспышки вооруженных столкновений. Любые попытки усилить ту или иную тенденцию воспринимались как потенциальная угроза обострения конфликта и перерастания его в вооруженную борьбу. Отсюда недоверие Чапека к «абсолютам», под которыми он понимает «максималистскую», «фанатическую» абсолютизацию интересов, идей, убеждений и устремлений. «Абсолюты», по Чапеку, нечто противоположное альтруизму, терпимости к «инакомыслию», к многообразию и расхождению интересов и мнений.
Жалобой на расщепленность мира и является роман «Фабрика Абсолюта» (1922). Несмотря на юмористическую, буффонадную тональность произведения, в основе его лежит грустная мысль о непрестанных центробежных тенденциях в жизни человечества. Замысел романа был подсказан априорным тезисом о том, что никто не имеет права на абсолютную правоту, что общую, даже благую идею люди всегда разменяют на частные интересы, превратят в частные «истины» и фанатически присвоят их, что неуступчивость в идеях, интересах и устремлениях и порождает катастрофы. В качестве конкретного объекта сатиры на нетерпимую «абсолютизацию» «частных» интересов в романе выступают прежде всего действительно вредоносные силы современного мира — монополистический капитал и клерикализм. Само фантастическое допущение появления духа — абсолюта, якобы выделяемого при расщеплении материи в атомном «карбюраторе», превращается в пародию на представление о божественной субстанции, разлитой во всем сущем. С другой стороны, роман приобретает нечто от озорной и веселой сказки о боге, попавшем в «безбожный» мир, который притворяется добропорядочным, верующим и справедливым, и о злоключениях бога в этом мире. Выпущенный, подобно джинну, из материи, в которой он был заточен, бог предстает в качестве нежеланного гостя в мире враждующих церквей, торгашеских отношений и борьбы хищнических интересов.
Диапазон антиклерикальной сатиры Чапека простирается от осмеяния примитивных верований обывателя до памфлета на ухищрения «точной теологической науки» и политику Ватикана.
Во второй части романа развитие сюжета связано с тем, что борьба разных религий, а затем и наций, рас, государств за присвоение бога (за право на абсолютную правоту — в более общем и переносном философском смысле) порождает войны, которые выливаются в одну всемирную войну. Роман превращается в обличение милитаризма. Появляется памфлетный образ новоявленного Наполеона — символ претензий на завоевание мира.
Война изображается Чапеком как нечто бессмысленное, нелепое и абсурдное, как хаос, в котором смешалась религиозная, политическая, межгосударственная, национальная и расовая борьба. Это взаимное кровавое истребление людей и народов. Писатель не склонен выделять ни гражданские, ни освободительные войны, как это он будет делать впоследствии (пьеса «Мать»). Он просто в принципе протестует против кровопролитий.
Ценность произведения снижается стремлением писателя распространить свое недоверие к «абсолютам» и на радикальные прогрессивные вмешательства в ход истории.
Тему войны Чапек продолжил в романе «Кракатит» (1924), подойдя к ней, однако, с другой стороны. Вслед за Г. Уэллсом (роман «Освобожденный мир», 1913) он предостерегал перед опасностью создания атомного оружия и ставил проблему ответственности человека за те разрушительные, деструктивные силы, которые он способен вызвать к жизни. Кракатитом Чапек назвал атомное взрывчатое вещество колоссальной силы. Слово «кракатит» образовано от названия вулкана Кракатау, катастрофическое извержение которого в 1883 г. было одним из самых мощных вулканических извержений на памяти человечества. Вместе с тем понятию кракатита придан и более широкий, переносный смысл, связанный с представлением о катастрофических силах, скрытых в человеческом обществе и в самом человеке и способных прорываться наружу. Через весь роман проходит метафора, заложенная в представлении о кракатите и основанная на противопоставлении скрытых, «связанных» и «развязанных», разбушевавшихся сил и стихий.
Если в романе «Фабрика Абсолюта» Чапек рисовал сатирически-буффонадную картину конфликтности современного мира, то роман «Кракатит» представляет собой попытку поставить в центре произведения «человечного» героя. Не случайно в качестве такого героя выступает плебей, на собственном опыте познавший, что такое война. Основу произведения составляет история борьбы инженера Прокопа за сохранение секрета созданного им кракатита, на который покушаются международные военные круги.
Своеобразна форма романа. Его действие частично может быть воспринято как галлюцинации Прокопа. Тем самым автор получает возможность делать дополнительные обобщающие акценты за счет экспрессивных и фантасмагорических картин.
Композиция напоминает трехчастное сказочно-симфоническое построение. Три части романа — три круга испытаний и искушений, три соблазна жизненных возможностей, через которые проходит Прокоп. Среди этих соблазнов — богатство, слава, любовь аристократки и перспектива безграничной власти над миром. Не без внутренней борьбы Прокоп отвергает все эти соблазны.
В эпилоге произведения герой, затерянный ночью где-то в поле, откуда он видит атомный взрыв, встречает благостного старичка, бредущего возле ветхой повозки. Нравоучения старичка заключают в себе мораль. «Ты хотел взорваться страшной силой; и вот останешься целым, и мир не спасешь и не разрушишь. Многое останется в тебе запертым, как в камне огонь, и это хорошо, ибо в этом — твоя жертва. Хотел ты творить слишком великое — а будешь творить малое. И это хорошо».
В такой морали есть два аспекта: протест против создания страшного оружия, против войны, насилия, эгоизма и вместе с тем — вновь опасения перед любыми большими акциями и «неосторожными» вторжениями в макропроцессы бытия. Призыв к подавлению гордыни, к повседневному труду на пользу людям, к созданию вместо кракатита машины, которая бы «светила и грела», чтобы «людям легче работалось», — в своей основе глубоко гуманен. Но в то же время он не дает реального ответа на вопрос о создании гармонического общества, в котором не было бы войн и вражды.
Вершиной социальной фантастики К. Чапека стал роман «Война с саламандрами». Он был написан через десятилетие после выхода в свет романа «Кракатит», в 1935 г. За это время в сознании Чапека произошли значительные изменения. Годы мирового экономического кризиса и обострения всех противоречий буржуазного мира, приход к власти в Германии и Италии фашистов с их откровенно бесчеловечной политической программой нанесли чувствительный удар по философским представлениям Чапека. Признать правоту за гитлеровской «животной доктриной», как ее назвал писатель, он не мог. Его прежние философские постулаты о множественности истин, о том, что «каждый прав по-своему» и «судить некого», рухнули, как карточный домик. И это открыло писателю путь к гораздо более решительному и конкретному утверждению и отрицанию. Новый роман Чапека вырос в сатиру на различные стороны жизни буржуазного мира и, главным образом, на бесчеловечную практику фашизма, на милитаризм. Стремлением выявить и обличить антигуманистическую сущность фашизма был подсказан сам образ фантастических человекоподобных животных, оказавшихся способными к подражанию человеку, освоивших внешние атрибуты человеческой цивилизации, но оставшихся невосприимчивыми к ее гуманистической сущности.
Мир саламандр оказывается подобием мира людей, из которого выхолощено человеческое начало, изъято гуманистическое содержание. «Саламандризм» выступает как олицетворение безликого шаблона, бездушного стандарта, нивелировки личности, жестокости.
Воплощение сатирического замысла достигает своей кульминации, когда саламандры отождествляются с фашизмом.
Сближая вымышленную действительность романа с политической жизнью 30-х годов, писатель широко вводит в повествование подлинные факты, намеки на подлинные события, имена известных лиц. Он сатирически «моделирует» политику различных буржуазных государств, основываясь на их реальной политической позиции 30-х годов, повествование облекается в блестящие пародийные стилизации. Все это создает особую, неподражаемую сатирическую атмосферу.
ebooksa