Страсти чаще впадают в ошибки, нежели здравое суждение, по той же причине, по какой правители чаще ошибаются, нежели подданные.
Самые высокие мысли подсказывает нам сердце.
Добрые порывы не нуждаются в оправдании рассудка, напротив того, они сами его оправдание.
Мы дорого расплачиваемся за любые блага, обретенные с помощью одного лишь рассудка.
Великодушие не обязано давать отчет благоразумию в причинах своих деяний.
Всего больше ошибок делают люди, которые действуют по зрелом размышлении.
Мало кому удавалось совершить великое деяние по чужой подсказке.
Нет правил более изменчивых, нежели правила, внушенные совестью.
Лицемеря, совесть не сознает, что она лицемерит.
У сильных натур совесть самонадеянна, у слабых и несчастливых — робка, у неуверенных в себе — беспокойна и т. д.; она — орудие владеющих нами чувств и правящих нами предрассуждений.
Совесть умирающих клевещет на всю прожитую ими жизнь.
Стойкость или слабодушие перед лицом смерти зависят от того, какой недуг сводит человека в могилу.
Иной раз недуг так истощает больного, что чувства в нем засыпают, разум утрачивает былую речистость, и человек, боявшийся смерти, когда она ему еще не грозила, бесстрашно встречает ее, когда она уже у изголовья.
Иных людей недуг лишает мужества, у других убивает не только страх смерти, но даже любовь к жизни.
Всего ошибочнее мерить жизнь мерою смерти.
Справедливо ли требовать от человека, измученного и сломленного приступами гибельного недуга, чтобы он оставался так же крепок душой, как в былые времена? Мы ведь не дивимся тому, что больной не в силах ходить, бодрствовать, держаться на ногах. Разве не было бы удивительнее, когда бы он ничем не отличался от себя здорового? Если, проведя из-за головной боли бессонную ночь, мы днем неспособны сосредоточиться, нам это легко прощают и отнюдь не делают вывода, что нерадивость заложена в нашей натуре. Так неужто мы откажем умирающему в праве, которым пользуется каждый, у кого болит голова, неужто станем дерзостно утверждать, что если человек не проявляет мужества перед лицом смерти, значит, он и здоровый был малодушен?
Только тот способен на великие деяния, кто живет так, словно он бессмертен.
Мысль о смерти вероломна: захваченные ею, мы забываем жить.
Мне случается порою думать: «Жизнь так коротка, что не стоит малейшего моего неудовольствия». Но если докучный гость принудит меня сидеть дома, помешает вовремя переодеться, я уже вне себя, я не способен" терпеливо проскучать каких-нибудь полчаса.
Нет философии более ошибочной, нежели та, которая, якобы стремясь освободить человека от бремени страстей, наставляет его на путь праздности, небрежения, безразличия к себе.