Интересно, задумалась я, насколько большая часть этой работы напрямую связана с желанием стать матерью?
– Я определенно думала о детях – в смысле, знала, что придется разобраться с этим вопросом до наступления следующей стадии жизни, – сказала она, пугающе точно выражая словами то чувство, которое я лишь недавно начала понимать. – Многие знакомые женщины, по сути, считали последние годы накануне тридцатилетия этаким периодом выздоровления между своими «двадцатыми» и следующим этапом жизни.
Прекратить заниматься сексом потому, что хочешь детей, – это решение может казаться парадоксальным.
И все же, как утверждает Долли, для формирования того рода надежных отношений, которые необходимы для выживания в первые годы после рождения ребенка, возможно, действительно стоит перестать заниматься сексом – таким, как в те времена, когда… кхм… пускаешься во все тяжкие. А Долли когда-нибудь преследовали опасения, что ее время попросту выйдет?
– Нет. Тогда – не преследовали, – ответила она, глядя мне прямо в глаза. – Но теперь беспокоят, и очень. Фертильность – это такая трудная феминистская проблема, ведь наша биология не в ладах с нашей политикой. Я бы рада сказать: «Мне не нужен мужчина, мне не нужны знакомства, я могу просто сосредоточиться на себе, щелкнуть пальцами, когда мне будет сорок, и тогда родить ребенка!» Но это так не работает.
Увы, действительно, не работает.
Разумеется, не каждый «поток» начинается с разрыва отношений. У многих он «стартует» прямо в процессе отношений или в период жизни в одиночку, спровоцированный каким-нибудь важным событием. Например, переездом в другую страну, сменой или потерей работы, повышением, которое досталось коллеге, помолвкой, внезапным диагнозом вроде эндометриоза, рождением ребенка у лучшей подруги или покупкой другой подругой дома. И это лишь самые масштабные из возможных вариантов. Конечно же, очень часто женщины действительно расстаются с давним партнером в конце третьего десятилетия жизни. Опрос, проведенный Британским строительным обществом (
В это кризисное время, когда тебе «под тридцать», когда «просто работа» превращается в карьеру, аренда жилья сменяется покупкой, любовники переходят в категорию партнеров, а друзья становятся родителями, в отношениях часто происходит мини-землетрясение с образованием разрыва: люди в последний раз бросают кости перед принятием большого решения. Мы можем тихонько отдаляться друг от друга, ссориться или изменять; впадать в отчаяние из-за чужого храпа, пьянства, носков в кухне, некупленной туалетной бумаги, унылого вида за ужином, составления планов, неумения составлять планы, ненависти к составлению планов. Но иногда просто стоим перед другим человеком, смотрим на него и осознаем с холодной, пустой и неизбежной печалью: мы ошиблись. Оба оплошали. В этих обстоятельствах прервать отношения – не просто здравый, своевременный и мужественный поступок. Это буквально может спасти жизнь. Но что дальше? Как склеить разбитое сердце? Сколько времени потребуется, чтобы встретить подходящего человека? Когда ты окончательно придешь в себя? Полюбишь ли еще когда-нибудь? Чего ты на самом деле хочешь от жизни? За ответами на эти вопросы «священник с доктором в одеждах долгополых бегут через поля»[6].
2. Под открытым небом
Вот уж о чем я никогда не мечтала – это чтобы меня бросили прямо на вокзале.
Иногда период ухаживания подобен сырому полену: чадит, дымит и плюется искрами, но так и не занимается огнем по-настоящему. Когда он заканчивается, ты страдаешь не столько по конкретному человеку, сколько по тому, чего никогда по-настоящему не было: по вырванной возможности, по трюку надежды, которым ты обманула сама себя. И вот я в свои 28 лет стою на четвертой платформе железнодорожного вокзала Крю в кафе «Пампкин», пытаясь сделать выбор между тарелкой вчерашних, холодных как лед бирхер-мюсли за 2,99 фунта и пакетом криспов с солью и уксусом за 1,29. Пока объявления о задержке поездов и заменах платформ прибытия рокотали над головой, как янтарный ливень, я держала в ладонях ведерко вымоченных в йогурте овсяных хлопьев с крышечкой из фольги и чувствовала, как рассыпается крошкой моя решимость.
Всего сорок минут назад мужчина, с которым я ходила в поход, сказал, что отцом быть хочет, а вот иметь постоянную девушку – нет. Мы сидели в поезде компании «Верджин», въезжавшем в Стаффорд, возвращаясь после уик-энда в горах, и он, по всей видимости, решил, что сейчас самое время сообщить «благую весть». Поцеловал меня в губы, подхватил сумку и сошел с поезда. У окна задержался, подмигнул, улыбнулся и стал смотреть, как удаляется мой вагон. От Стаффорда до Крю я не отводила взгляда от грязного двухпенсовика солнца, медленно катившегося к земле. Сердце упрямо пробивало путь к глотке, как ручная шлифмашина, и я силилась не заплакать. Он меня поцеловал. Он подмигнул. Я ему не нужна. Я смотрела на попутчиков и сгорала со стыда: они все это видели. Они видели, как меня, словно пакет с мокрым мусором, вежливо, но твердо выставили на обочину. Я была взлохмачена, в легинсах, водрузила ноги на рюкзак, весивший столько, сколько свеженький труп, и была дурой. Конченой дурой.
Хотя знакомство с этим мужчиной длилось почти два года, это был практически первый случай, когда мы по-настоящему проводили время наедине. Я знаю, что вы хотите сказать. Эй, правда, знаю!
Пытаться превратить простое знакомство в полную деревенскую любовь на сеновале (ну, не совсем на сеновале) – поступок странный, но для меня это практически коронный прием. Видите ли, я никогда не находила прелести в необременительных связях, сколько бы ни старалась.
Я никогда не загружала приложения сайтов знакомств и редко приглашала кого-нибудь выпить или поужинать. Вместо этого я в лоб спрашивала мужчину, которого едва знала, не желает ли он поехать со мной в дикую глушь и провести там выходные, потея под двумя растянутыми полотнищами из полиэстера. Вы бы несказанно удивились, узнав, насколько часто мне говорили «да».
В общем, поскольку этого мужчину я едва знала, по-настоящему заговаривать с ним о будущем не могла – просто не смела. Свадьба не была пунктиком, я не нервничала в предвкушении «того самого вопроса», боясь, что его так и не зададут, но все еще любила воображать, как просыпаюсь в постели рядом с мужчиной и вижу волосы в его подмышечной впадине, подсвеченные утренним солнцем.
Я надеялась на липкие поцелуи, эсэмэски и шутки, понятные только двоим. Я осмеливалась представлять себе, как пеку ему хлеб, ставлю банку, полную сигаретных окурков, на подоконник, как у нас появляется общий книжный шкаф и – поскольку своего будущего никогда без этого не мыслила – общий ребенок. Пусть это прозвучит абсурдно, как кульминация самых страшных страхов психиатрического пациента с фобией на обязательства, но после всего двух ночей в двухместной палатке посреди дикой глуши я уже сочиняла сценарий жизни – с полной взаимозависимостью и детьми – с мужчиной, которого едва знала. Но все не так просто.
Для меня, как и для многих других женщин в период «потока», попытки вообразить, как это может быть – носить ребенка другого человека, доверить ему свою утробу, неразделимо переплести жизни – способ проверить, какие чувства я к нему испытываю на самом деле.
Это словно смотреть, как мужчина танцует, и представлять, смогла бы ты заняться с ним сексом. Это как воображать себя за столом в другом офисе, чтобы понять, лежит ли у тебя душа к этой работе. Как заглядывать в окна квартиры на первом этаже и прикидывать, смогла бы ты жить с этими обоями на стенах. Я представляла, как рожаю детей от других людей, и это было способом проверить себя, свой уровень влечения, привязанности и намерения.
Если мысль заставляла меня отпрянуть в ужасе, я понимала: пустая затея. Если мне сразу хотелось защитить воображаемого ребенка от вспыльчивости, гадких привычек, злоупотребления наркотиками, работы или родственников другого человека, это явный знак, что следует держаться от него подальше (делала я это или нет – вопрос другой, но передо мной, по крайней мере, были красные флажки, которые я вольна игнорировать). Если могла млеть от радости, представляя, как он носит на руках новорожденного малыша, распевая песенки Стиви Уандера, тогда, по крайней мере, на каком-то уровне мне становилось понятно, что совместное будущее не вызывает внутреннего отторжения. А если ты снова ищешь партнера после распада долгих или значимых для тебя отношений, если ищешь его в «годы паники», в то время, когда подруги и знакомые начинают заводить семьи, будущее становится весьма реальным и, более того, очень близким. Форма грядущих событий отливается прямо в тот момент, когда ты о них говоришь. Поэтому ребенок – не просто то, что может случиться когда-нибудь; это то, что может случиться довольно скоро. Представить отцом мужчину, с которым я только что переспала, – мой способ и связаться со своим внутренним, похожим на ребенка эмоциональным «я» и в то же время сделать мысленный набросок потенциального будущего.
ebooksa