Санчес тем временем кое-как доковылял по грязи до нашего выступа, подпрыгнул, схватился за кирпичный край руками.
— Пощадите! Вы же люди!
Круглые стёкла Сенькиного противогаза повернулись к барахтающемуся на стене президенту.
— Вспомнил, самое время!
Метрах в пятидесяти от нашего пристанища, из покорёженного взрывам минивэна, выбралась троица местных оборванцев. Чёрные или грязные — не понять, скорее и то и другое. Негры, как я их окрестил, некоторое время отрешённо топтались около останков автомобиля когда-то принадлежащему одному из крупных новостных каналов. Цветастый логотип на одной из дверей не выгорел полностью, маячил зелёным пятном на блеклом покрывале окружающей серости.
Непередаваемо. Рослый африканец повернулся в нашу сторону, припечатал меня к стене тяжёлым гипнотическим взглядом. Умри, умри, умри. Приятная истома заструилась вниз по конечностям, голова поплыла. Я не видел ни чего: не орущего Санчеса, ни Семёна, ни толпы одичавших горожан бредущих к нашему зданию.
Только глаза негра — бездонные пропасти души, где утонуть пару пустяков, спастись нет шансов. Убей.
Мозг парализовало. Я словно лишился всего, что позволяло считать себя человеком. Вспомнилась Клара, но жена почему-то показалась такой нелепостью, что стало страшно. Зато обнажились низменные инстинкты, дремлющие в темнице цивилизованности. Захотелось хватить кирпичом русского, размозжить голову, потом заняться мексиканцем. Голод. Такой голод я не чувствовал ни когда.
Животный голод отощавшего волка, не брезгающего даже падалью.
— Док?
Сенькин возглас сдёрнул вуаль зачарованности. Всё сгинуло, вернулись сила и здравомыслие. В тот момент мне почему-то захотелось залезть под душ, смыть с себя ту грязь, в которой меня изваляли. Унизили, опустили до уровня животного, надругавшись над всем, во что я верил и любил.
— Не стоит смотреть ему в глаза.
Семён буквально силой повернул мою голову прочь от наседавшей толпы. Как такое возможно? Ещё чуть-чуть и я бы наломал дров, двинул товарища кирпичом.
Кулаки сжались, резина перчаток заскрипела. Единственное что успокаивает: хватить по затылку русского вряд ли бы удалось. Мне досталось бы, а Сеня…
Семён казалось, понял, что произошло. Его автомат спокойно без суеты хищно глянул в сторону приближающихся монстров, неожиданно заплясал в руке, сея впереди семена смерти.
— Получите!
Шквал свинца саданул самого щуплого из троицы, продырявил череп, разворотил грудную клетку. «Бедолагу» отбросило, пули застучали по крыше минивэна.
— От души!
Семён отпустил спусковой крючок, прицелился тщательней, нажал снова. Мерная дробь выстрелов прокатилась по округе, срезав второго товарища чёрного телепата. Я смотрел на всё это действо, поражаясь невероятной выносливости местных. Даже получив пулю в живот грязный «корреспондент» не рухнул на землю, корчась в агонии. Ранение, казалось, наоборот придало ему сил. Зажав рану, он упрямо двинулся в нашу сторону, пока Сенькина пуля не остановила его бесстрашное сердце.
— Помогите, — раздалось у ног.