Они вышли на террасу, изучили перевернутый горшок с растением, окинули взглядом фасад здания и вернулись. Затем с любопытством уставились на меня.
– Либо у него стальные нервы, если он пошел на это, чтобы спасти репутацию леди, – сказал долговязый, – либо ее папочка буквально страшнее смерти.
– Есть способ узнать, насколько у него стальные нервы, – заметил с обреченностью в голосе грустный – тот, кого назвали Джеймсом. – Пусть он сыграет пару раундов с этим чертовым толстым пиратом.
– Я не сяду играть с человеком, который носит свои туфли на шее, – возмущенно возразил толстяк Билл.
– Верное замечание, Билл, – кивнул долговязый. – За это стоит выпить.
И они немедленно выпили.
Я надел туфли и сразу почувствовал себя лучше – подальше от древнего Иса и мадемуазель Дахут. Я сказал:
– Под этой изорванной рубашкой бьется бесстрашное сердце. Я в игре.
– Достойно сказано, – отозвался долговязый. – Джентльмены, выпьем с незнакомцем.
Мы выпили. Да, мне это было нужно.
– Я играю на пару носков, чистую рубашку, плащ, шляпу и свободный выход отсюда.
– А мы играем на деньги, – сказал грустный. – И если ты проиграешь – выбираешься сам и в той одежде, что на тебе.
– Честно, – согласился я.
Долговязый написал что-то на фишке и показал мне, прежде чем добавить в пул. «Носок», – прочел я.
Другие так же пометили фишки, и игра началась. Я выигрывал и проигрывал. Мы пили и разговаривали. Наконец к четырем часам я выиграл одежду. Одежда Билла оказалась мне велика, но другие принесли то, что мне было нужно.
Меня провели вниз и усадили в такси. Они даже зажали руками уши, чтобы не слышать, как я сообщаю водителю адрес. Похоже, мне попалась четверка славных парней.
Когда я раздевался в гостинице Сообщества, из моих карманов высыпались фишки. На них было написано: «половина рубашки», «штаны», «одна штанина», «половина шляпы» и так далее. Пошатываясь, я добрался до кровати. Я успел позабыть об Исе и Дахут и во сне не вспомнил о них.
Глава 11
Сувенир Дахут
Проснулся я около полудня. Теперь я уже чувствовал себя иначе: все тело болело, и пришлось предпринять три попытки подняться из кровати, прежде чем я поборол головокружение. Воспоминания о мадемуазель Дахут и о городе Ис были еще свежи во мне, но в них чувствовался привкус кошмара. Например, бегство из ее «башни». Почему я не остался, почему не вышел в дверь? Я ведь не Иосиф, спасавшийся бегством от жены Потифара. Я знал, что я не Иосиф. Не то чтобы мое бегство вызывало во мне угрызения совести, но факт оставался фактом: я повел себя недостойно. И всякий раз, когда я встречался с Дахут, – за исключением разве что ситуации в Исе, – она брала надо мной верх. И это больно било по моей гордости, ввергая меня в ярость.