Я, Алан Каранак, лишь улыбнулся, но затем понял, что другой я, тот, который был владыкой Карнака, воспринимал эти тени всерьез… как и Дик!
Она встала, обвила мою шею белыми руками, и ее аромат, подобный аромату таинственных морских цветов, окутал меня. Ее прикосновение заставило мое тело воспылать страстью.
– Возлюбленный мой, ты избавил мое сердце от иной любви, – томно сказала она. – Ты пробудил меня для любви… Почему ты не любишь меня?
– Я люблю тебя, Дахут, – твердо ответил я. – Но я не верю тебе. Как я могу быть уверен в том, что твоя любовь долговечна? Что я не стану тенью, когда наскучу тебе, как стали ими другие твои любовники?
– Я же сказала тебе, – прошептала Дахут, потянувшись ко мне губами, – я не любила никого.
– Одну ты любила, – ответил я.
Она отстранилась, посмотрела на меня, сверкнув глазами.
– Ты говоришь о ребенке. Ты ревнуешь, Ален, – а значит, любишь меня! Я отошлю девочку прочь. Нет – если ты хочешь того, я убью ее.
В этот миг я почувствовал, как холодная ярость прогнала страсть, которую я питал к этой женщине, ценившей жизнь столь низко: она готова была убить собственную дочь. Ах, даже в Карнаке это не было секретом. Я видел маленькую Дахут, с белоснежной кожей, фиолетовыми глазами и лунным светом, струящимся по венам, – с первого взгляда становилось понятно, кто породил ее на свет, даже пусть собственная мать и отреклась от нее. Но я справился со вспышкой ярости – я знал, что она такова, и это лишь больше укрепило меня в уверенности.
– Нет. – Я покачал головой. – Это лишь будет значить, что ты устала от нее – как устала от ее отца, как устала от всех своих любовников.
Она зашептала отчаянно, и если я когда-либо видел в глазах женщины подлинное безумие любви, сейчас в ее взоре было именно оно:
– Но что я могу сделать? Ален, как я могу заставить тебя верить мне?
– Когда сойдет луна, – ответил я, – наступит время пиршества Алькараза. Тогда ты призовешь Собирателя в пирамиде – и многие люди погибнут под молотами жрецов, и многих поглотит Тьма. Обещай мне, что ты не призовешь его. Тогда я поверю тебе.
Она отпрянула и прошептала побелевшими губами:
– Я не могу сделать этого. Это будет означать конец Иса. Это будет означать мой конец. Собиратель призовет меня… Проси чего-нибудь еще, любимый… Но этого я сделать не могу.
Что ж, я ожидал, что она откажет, и даже надеялся на это.
– Тогда дай мне ключ от морских врат, – сказал я.
Она замерла. Я видел в ее глазах сомнение, подозрение. А когда она заговорила, ее голос не был мягок.
– Почему ты просишь о нем, владыка Карнака? Ключ – символ Иса. Он и есть Ис. Этот ключ был выкован богом морей, который привел сюда моих предков поколения и поколения назад. Никогда он не был в чьих-либо руках, кроме рук королей Иса. Никогда не попадет он в чьи-либо руки, кроме рук короля Иса. Почему ты просишь о нем?
Да – то был момент истины. Тот момент, ради которого я все это затеял. Я обнял Дахут и привлек к себе, сжимая в объятиях. Я коснулся ее губ своими и почувствовал, как она вздрогнула, как ее руки обвили мою шею, как ее зубы впились в мою губу. Я рассмеялся и сказал: