Колесо страха

22
18
20
22
24
26
28
30

Дорога все продолжалась. Людей на ней становилось все больше, и я заметил, что многие идут в ту же сторону, что и я. Затем справа от меня в степи возник тусклый фосфоресцирующий свет – как те серые гнилостные огни над верхушками монолитов… Свет источал нависший над равниной полумесяц, напоминавший колоссальную арку. По равнине протянулась тропа пепельно-серого света, и люди-тени устремились с широкой дороги на эту тропу – но не все. Один из них замешкался подле меня – высокий, широкоплечий, с плюмажем на остроконечной шляпе. Ветер трепал его плащ, словно пытался разорвать грузное бесплотное тело тени в клочья, – ветер, дуновения которого я не ощущал.

– Пожиратель Теней пирует, его стол ломится от яств, – прошептал незнакомец.

– Пожиратель Теней? – слабо переспросил я.

Он присмотрелся ко мне, и с его губ сорвался смех – похожий на шелест подгнивших листьев какого-то ядовитого растения.

– Хе-хе-хе… Ты новичок! Только пришел в этот восхитительный мир! Так тебе ничего не известно о Пожирателе Теней? Хе-хе-хе… Он для нас – единственная форма смерти в этом мире, и многие, кто устал от жизни здесь, устремляются к Нему. Ты еще не вполне осознаешь это, ибо Он не проявился. Глупцы… – злорадно прошептал он. – Им следует научиться находить пищу в том мире, откуда они пришли. Как научился я. Не пищу, сотканную из тени, нет-нет, славную пищу из плоти, крови и душ… душ, хе-хе-хе!

Призрачная рука потянулась к сверкающей нити и отдернулась, точно обжегшись. Грузная тень скорчилась от боли, вскрикнула. Шелестящий смех сменился омерзительным воем:

– Ты идешь на свадебный пир… возлечь на свадебном ложе… Твой стол уже ломится от яств… Тебе преподнесут плоть, и кровь, и душу… и жизнь. Возьми меня с собой, жених… Возьми меня с собой к твоей невесте. Я столь многому могу научить тебя! И взамен прошу лишь пару крошек с твоего стола… лишь мельчайшую часть от плоти, крови, души твоей невесты…

Что-то сгущалось под аркой луны на ущербе, что-то нависло над сияющим полумесяцем… Смутные черные тени слетались туда, образуя колоссальное лицо – лицо без черт. Но нет, там были черты – в ткани теней образовались две прорехи, и из них лился свет. Прорехи глаз. Зиял рот – и мертвый свет струился из него, обретая очертания извивающегося языка. Язык слизнул тени, затянул их в рот, и губы сомкнулись. Потом рот открылся вновь – и новые тени влетели туда.

– О, мой голод! Моя жажда, мой голод! Возьми меня с собой, жених, возьми меня к твоей невесте… Я столь многому могу научить тебя – а взамен прошу так мало…

Я оттолкнул молившую меня тень и бросился бежать от этого жуткого шепота. Я мчался, закрывая глаза руками, чтобы не видеть размытый лик на полумесяце.

«Ползи, тень! Алкай, тень, питайся лишь тогда и там, где я укажу! Жажди, тень, пей лишь тогда и там, где я укажу! Ползи, тень, ползи!»

И теперь я понял. Я понял, куда влечет меня серебряная нить, и схватился за нее призрачными руками. Но мне было не разорвать ее. Я попытался бежать назад, сопротивляться, но нить обвила мое тело, она неумолимо тянула меня вперед.

Я понял то, что тень мужчины в плюмаже знала уже давно… Я шел есть и пить… шел на свадебный пир… к моей невесте… Хелене!

Ее тело, ее кровь, ее жизнь утолят мой голод, утолят мою жажду. Тело, кровь, жизнь Хелены!

В землях теней стало светлее, все вокруг словно истончалось, становилось прозрачным… Тени же стали глубже, чернее. А потом все развеялось, исчезло.

Я находился в какой-то комнате. Там были Хелена, и Билл, и Макканн, и незнакомый мне мужчина – худощавый, смуглый, с узким лицом аскета и серебристо-белыми волосами. Постойте-ка… Это, должно быть, Рикори? Как долго я пробыл в землях теней?

Их голоса доносились до меня мерным гулом, я не мог разобрать слов. И мне было все равно, о чем они говорят. Все мое естество сосредоточилось на Хелене. Меня снедали голод и жажда. Я должен был вкусить ее плоти, испить ее крови…

И я подумал: «Если так… то она умрет!»

И я подумал: «Пусть она умрет… Мне нужно есть и пить…»

Хелена резко подняла голову. Я понял, что она ощутила мое присутствие. Девушка оглянулась и посмотрела прямо на меня. Ее лицо побелело… на нем проступила жалость. Янтарно-золотистые глаза потемнели от гнева. Она все поняла. Затем гнев сменился нежностью.