– Значит, ты просишь крови моего любовника? Что ж – ты ее не получишь.
Раздался грохот, будто упало кресло. Я слегка отодвинул занавеску и выглянул наружу. Де Керадель стоял во главе стола, глядя на Дахут. Но он не походил на де Кераделя, которого я знал, ни лицом, ни телом. Его глаза не были бледно-голубыми… они были черными, и его седые волосы казались черными, а тело будто стало больше… Его длинные руки вытянулись, и пальцы, венчавшиеся когтями, вцепились в Дахут.
Она бросила что-то на стол между ними. Я не разглядел, что это было, но оно стремительной сверкающей волной ринулось к нему. Де Керадель отпрянул, замер, дрожа, и глаза его снова стали голубыми, хотя и налитыми кровью, и тело его съежилось.
– Осторожнее, отец! Ты еще не сидишь рядом с… Его… троном. А я все еще дочь моря, отец. Осторожнее!
Позади я услышал шаги. Ко мне подошел дворецкий с пустым взглядом. Он принялся опускаться на колени – но в этот момент его взгляд прояснился. Он ринулся ко мне, открывая рот, чтобы закричать. Прежде чем ему это удалось, мои руки вцепились в его горло, впиваясь большими пальцами в трахею, а мое колено ударило его в пах. С силой, которой я раньше никогда не обладал, я поднял его за шею над полом. Он обхватил меня ногами, а я упер свою голову ему в подбородок и толкнул. Раздался хруст, и тело дворецкого обмякло. Я отнес его в коридор и тихо положил на пол. Наша борьба была бесшумна. Его глаза, вновь пустые, смотрели на меня. Я обыскал тело. На его поясе я обнаружил ножны с длинным изогнутым ножом, острым как бритва.
Теперь я был вооружен. Я спрятал тело под диван, вернулся к гостиной и снова выглянул из-за занавески. Комната была пуста, Дахут и де Керадель ушли.
Я отступил за портьеру. Теперь мне было понятно, чего боялись призраки старого дома. Я понял, что это были за толчки, что за удары.
Пещера жертвоприношений была разрушена. Она послужила своей цели. Как там сказал де Керадель? Он «уничтожил нищих», и теперь у него было достаточно крови для последней жертвы. «Как Он мощною стопою гроздья гнева разметал»[36] – вспомнилось мне.
Не такой уж и неуместной показалась она мне теперь. Де Керадель соорудил винный пресс для кровавого пойла Собирателя. В нем должна была оказаться и моя кровь, но Дахут не позволила этого!
Я не чувствовал благодарности. Она была пауком, думающим, что муха увязла в ее паутине, и лишь противостояла попытке другого паука отобрать у нее добычу. Вот и все. Но муха уже высвободилась из паутины, и в том не было ее заслуги. Хотя моя ярость по отношению к де Кераделю росла, я не чувствовал, чтобы убывала ненависть к Дахут. Тем не менее то, что я услышал, меняло мои планы мести. Все прояснилось. Тени ошибались. Дахут не должна умереть раньше отца. У меня был план получше… План владыки Карнака, который, как думала Дахут, погиб от ее рук. Этот план стал советом мне – ибо именно он помог тому, другому мне давным-давно, в древнем Исе.
Я поднялся по ступенькам. Дверь в мою комнату была открыта. Я безрассудно включил свет. И увидел Дахут, стоявшую между мной и моей кроватью.
Она улыбалась – но в ее глазах не было улыбки. Она подошла ко мне. Я выхватил нож и направил острие в ее сторону. Дахут остановилась и рассмеялась – хотя в ее глазах не было веселья.
– Ты так неуловим, любимый, – сказала она. – У тебя просто талант к исчезновениям.
– Ты уже говорила это, Дахут. И… – Я коснулся своего лица. – Даже оставила мне напоминание.
Ее глаза увлажнились, и по щекам покатились слезы.
– Ты многое должен простить мне… Но и мне многое предстоит простить тебе, Алан.
Что ж, это было правдой.
«Берегись… Берегись Дахут…»
– Где ты взял нож, Алан?
Этот вопрос будто вернул мне рассудок.