Воины закричали. Они ринулись… к женщинам…
Волны, по которым бежали закованные в броню мужчины, слились с теми, на которых ждали женщины. На мгновение волосы каштановые и черные, серебряные, как луна, и золотые, как рожь, скрыли черную и алую броню.
Затем воины и женщины слились воедино позади несущегося вперед корабля.
– Иштар! Возлюбленная Матерь! – вознесла молитву Шарейн. – Хвала Иштар!
– Хвала Иштар! – эхом откликнулся Кентон и встал на одно колено.
Поднявшись, он привлек жрицу к себе.
– Шарейн! – выдохнул Кентон.
Ее мягкие руки обвились вокруг его шеи.
– Мой господин… я прошу у тебя прощения, – вздохнула она. – Но как я могла знать, если в первый раз, когда я увидела тебя, ты лежал на палубе, напуганный, а затем сбежал? Я любила тебя! Но как я могла знать, насколько ты могущественен?
Кентон ощутил ее аромат, от ее близости у него перехватило дыхание.
– Шарейн! – пробормотал он. – Шарейн!
Его губы нашли ее, пьянящее вино жизни разлилось по его венам, и все, кроме этого момента, сгорело, сожженное жаром ее тела.
– Я… отдаю… себя… тебе! – выдохнула она.
Кентон вспомнил…
– Ты ничего не можешь отдать, Шарейн, – ответил он. – Я беру сам! – Он поднял жрицу на руки, вошел в дверь розовой каюты, захлопнул ее за собой ногой и опустил засов.
Сигурд, сын Тригга, сел на пороге каюты. Он точил меч черного жреца, напевая какую-то древнюю венчальную песнь.
На черной палубе Гиги и Зубран швыряли тела павших жрецов в море, добивая тех, кто еще не был мертв, и бросая их за борт вслед за остальными.
Голубь слетел с балкона, где цвели деревца, а за ним и второй. Викинг смотрел на них, все еще напевая. А за первыми птицами последовали остальные. Они ворковали и с любопытством вертели головами, окружив дверь в каюту полукольцом. Белогрудые голуби с красными клювами и алыми лапками – они наложили снежно-белую печать на Кентона и Шарейн.
Голуби Иштар повенчали их!
Часть 3