– У тебя будет больше шансов вернуться, если ты острижешь свои длинные волосы и сбреешь бороду, Сигурд, – сказал перс и добавил: – И для нас больше шансов тоже.
– Что?! – в ярости вскричал викинг. – Остричь мои волосы?! Даже когда я был рабом, их не тронули!
– Посуди сам! – сказал Кентон. – Зубран, это также касается твоей бороды и рыжих волос. Тебе и нам будет лучше, если ты сбреешь их… или перекрасишь.
– Во имя Ормузда, нет! – воскликнул перс не менее яростно, чем Сигурд.
– Птицелов расставил сети и угодил в них вместе с птицей! – рассмеялся викинг. – Однако это хороший совет. Лучше волосы с лица и макушки, нежели голову с плеч!
Женщины принесли бритвы. Смеясь, они укоротили гриву Сигурда по плечи и коротко постригли ему бороду. Удивительно, как изменился Сигурд, сын Тригга, после этого.
– Этого мужа Кланет не узнает, если увидит, – хмыкнул Гиги.
Затем в руки женщин отдал себя перс.
Они обернули его голову и бороду тканью, смоченной в чаше с какой-то черной жидкостью. Рыжий цвет его волос поблек и затем превратился в коричневый. Не так велика была разница между ним и старым Зубраном, как между новым и старым Сигурдом, но Кентон и Гиги одобрительно кивнули – по крайней мере, рыжий цвет, который делал его столь же приметным, как северянина его длинные волосы, более не бросался в глаза.
Оставались Кентон и Гиги. С каждым из них мало что можно было сделать. Нельзя ведь изменить лягушачий рот Гиги, его глаза-бусинки, его лысину, его невероятно широкие плечи.
– Сними серьги, Гиги, – попросил Кентон.
– Сними браслет с руки, – ответил Гиги.
– Дар Шарейн? Никогда! – воскликнул Кентон столь же яростно, как и северянин с персом до этого.
– Мои серьги надела на меня та, которая любила меня не меньше, чем тебя любит твоя женщина! – В первый раз за все время, что Кентон знал Гиги, он услышал в его голосе гнев.
Перс тихо рассмеялся. Это сняло напряжение. Кентон виновато улыбнулся барабанщику. Гиги улыбнулся в ответ.
– Что ж, – сказал он, – похоже, всем нам надо чем-то жертвовать… – Он начал снимать серьги.
– Нет, Гиги! – Кентон не мог заставить себя расстаться с золотым браслетом, на который Шарейн нанесла символы своей любви. – Оставь. И серьги, и браслет можно спрятать.
– Не знаю. – В голосе Гиги звучало сомнение. – Мне кажется, так лучше. Мне нравится мысль о жертве.
– Мало смысла в том, что ты говоришь, – упрямо возразил Кентон.
– Разве? – удивился Гиги. – Однако многие видели этот твой браслет, когда ты сражался с людьми черного жреца и потерял Шарейн. Кланет видел его. Что-то мне подсказывает, что он больше запомнился, нежели серьги в моих ушах.