Колесо страха

22
18
20
22
24
26
28
30

И вдруг она прижалась ко мне и страстно поцеловала, столь страстно, что ее зубки поранили мне губу. Такому поцелую невозможно было противостоять, и я стиснул ее в объятьях – точно пытался удержать пламя во плоти. Она яростно оттолкнула меня – с такой силой, что я пошатнулся.

Подойдя к столу, она взяла кувшин и наполнила два высоких бокала белым вином.

– За наше расставание, Ален, – насмешливо произнесла красавица. – И за наше воссоединение. – Увидев, что я медлю, она добавила: – Не бойся, это не ведьмино зелье.

Я чокнулся с ней и выпил. Мы сели за стол, и по какому-то сигналу – я не увидел его и не услышал – вошли двое других слуг в столь же странных нарядах и подали нам ужин. Делали они это необычно – стоя на коленах, на манер древних рабов.

Вино было превосходным, ужин изумительным. Но мадемуазель Дахут почти ничего не ела и не пила. Все это время она молчала, то погрузившись в собственные мысли, то глядя на меня – с той же смесью нежности и угрозы. Мне еще не доводилось ужинать с такой красивой девушкой, которой мне нечего было сказать, ведь она сама хранила молчание. Мы походили на двух соперников в какой-то игре – игре, от которой зависели вопросы жизни и смерти. Мы продумывали ходы, изучали друг друга. Что бы это ни была за игра, у меня складывалось неприятное ощущение, что Дахут известно о правилах намного больше, чем мне. Возможно, их она придумала сама.

Из большой комнаты за скрытой дверью доносились приглушенные музыка и пение. Чудные мелодии, показавшиеся мне смутно знакомыми. И мне помнилось, будто те музыканты находились одновременно и в соседней комнате, и где-то далеко-далеко отсюда. Словно и не музыка то была, но тень музыки. Тень музыки? Мне вдруг вспомнилось, как Дик описывал пение тени, и по спине у меня побежал холодок. Я поднял взгляд от тарелки и увидел, что Дахут удивленно смотрит на меня. Удивленно и насмешливо. И тогда во мне проснулся гнев. Необъяснимый страх отступил. Да, она была красивой женщиной, опасной женщиной, но не более того. Только от меня зависит, насколько явной станет скрытая опасность. Я не сомневался, что Дахут знает, о чем я думаю. Она подала знак слугам, и те убрали со стола, оставив только вино.

– Выйдем на террасу, – будто невзначай сказала она. – Возьми вино, Ален. Оно тебе понадобится.

Рассмеявшись, я взял бутылку и бокалы и прошел за ней за гобелен, в комнату, откуда лился розоватый свет.

Это была ее спальня.

Как и предыдущая комната, спальня оказалась восьмиугольной, но стены были не прямыми, а наклонными, они широким конусом сходились наверху. Собственно, две комнаты составляли некое подобие двойной башни, и я подозревал, что стены здесь скорее декоративные: одно большое помещение потом оборудовали под два. В спальне стены покрывали такие же зеленоватые занавеси, только на них уже не было изображений. Проходя мимо, я заметил, что ткань меняет цвет: от темного, как океанские глубины, до светлого, как бледно-лазоревые воды отмели. На них двигались тени: всплывали из глубин и выныривали наружу, потом лениво скрывались вновь.

Здесь я увидел низкую широкую кровать, антикварный шкаф, украшенный искусной резьбой комод и кушетку. Розовый свет лился из светильников, укрытых в арке потолка. И вновь во мне возникло то неприятное чувство, как и при первом взгляде на черный камень в браслете, – комната показалась мне знакомой.

Застекленная дверь вела на террасу. Я поставил вино на столик и вышел на свежий воздух. Дахут последовала за мной. Ее «башня» находилась на верхнем этаже здания, как я и предполагал в самом начале, – квартира была угловой, окна, должно быть, выходили на юг и восток. Справа открывалась фантастическая панорама ночного Нью-Йорка. Внизу серебристой лентой вился пролив Ист-Ривер, украшенный изумрудными вкраплениями мостов. В двадцати футах внизу располагалась еще одна терраса, и отсюда было видно все, что там происходит: дом строился уступами.

– Это похоже на вашу башню в древнем Исе, Дахут? – в шутку спросил я. – С такого балкона слуги сбрасывали любовников, надоевших вам?

Шутка была грубоватой, но Дахут сама напросилась. Кроме того, во мне все еще бурлил тот же необъяснимый гнев.

– Там было не так высоко, – ответила она. – И ночи в Исе были другими. Ты смотрел на небо и видел звезды, а не любовался городом, раскинувшимся внизу. Моя башня выходила на море. И я не сбрасывала любовников с балкона, поскольку в смерти они служили мне лучше, чем в жизни. А этого не добиться, выбросив их из башни.

Она говорила спокойно и совершенно серьезно. Не знаю, правдивы ли были ее слова, но я ни на секунду не усомнился в том, что она сама в них верит.

Я схватил ее за запястья.

– Это вы убили Ральстона?

– Ну конечно, – столь же спокойно ответила она.

Прижав ко мне ножку, Дахут подалась вперед и заглянула мне в глаза.