К моему гневу прибавилась ревность.
– Он был вашим любовником?
– Он не стал бы им, встреть я тебя раньше.
– А остальные? Вы убили и их тоже?
– Ну конечно.
– И они тоже были…
– Встреть я тебя раньше…
Мне хотелось сдавить руками ее горло. Я попытался выпустить ее запястья, но не сумел. Она словно приковала меня к себе. Я и пальцем пошевелить не мог.
– Да вы цветок зла, Дахут, и корни ваши – в аду. Вы польстились на его деньги, как и любая продажная девка?
Отстранившись, девушка засмеялась, я видел триумф в ее глазах, ее улыбке.
– Тогда, давно, тебе не было дела до моих бывших любовников. Почему же они тревожат тебя теперь, Ален? Нет, меня привлекли не его деньги. И умер он не потому, что уже передал их мне. Я просто устала от него, Ален… но он мне нравился… А Бриттис уже так давно не веселилась, бедная девочка… Если бы он не нравился мне, я не отдала бы его Бриттис…
И тут ко мне вернулся здравый смысл. Безусловно, мадемуазель Дахут разыгрывала меня – из-за того что вчера я вел себя неподобающим образом. Конечно, она воспользовалась странноватым методом, чтобы подтрунить надо мной, зато ее план сработал.
Мне стало очень стыдно.
Я отпустил ее руки и посмеялся вместе с ней… Но почему же гнев и всепоглощающая ревность вдруг объяли меня?
Я постарался отбросить мысли об этом.
– Дахут, ваше вино оказалось крепче, чем я предполагал, – виновато сказал я. – Я вел себя как глупец и прошу у вас прощения.
Она загадочно взглянула на меня.
– Прощения? Как странно… Ах, мне, впрочем, холодно. Вернемся в комнату.
Я последовал за ней в спальню. Мне вдруг тоже стало холодно, и меня охватила какая-то странная слабость. Я налил себе еще вина и, осушив бокал, опустился на кушетку. Мысли путались, словно холодный туман окутал мой мозг. Я налил еще вина. Дахут принесла низкий табурет и села у моих ног. В ее руках я увидел старинную многострунную лютню. Засмеявшись, девушка прошептала:
– Ты просишь о прощении… Но сам не знаешь, о чем просишь.