Во все Имперские. Том 2

22
18
20
22
24
26
28
30

— Сейчас блинчик испеку. С начинкой из князей.

— Вот сука. Да чего ты хочешь? — заверещал Корень-Зрищин, пытаясь хотя бы встать на ноги, прямо на жаровне.

Но встать я ему помешал, очередным ударом уложив князя на огромную сковороду.

Мундир Корень-Зрищина начал тлеть и вонять, в воздухе запахло палёной шерстью.

Голова у меня тем временем закружилась, я явственно ощущал, как слабеет моя аура, растворяясь в боли. Спину жгло невыносимо, как будто это я лежал на плите, а не мой противник. Да чем меня ударил этот ублюдок с огненным шаром на гербе?

Нужно было действовать быстрее, пока я не вырубился.

— Я хочу, чтобы ты и твой клан от меня отстали, Корень-Зрищин, — потребовал я, — Видишь ли, я хочу здесь и дальше учиться, а умирать не намерен. Уверен, что и ты хочешь того же.

— Хочу! — заорал Корень-Зрищин, пытаясь засадить мне ногой в лицо.

Я увернулся и пробил княжичу прямым в скулу.

Мундир на Корень-Зрищине начал гореть, княжич теперь катался по жаровне, пытаясь потушить его. Довольно глупое занятие. Это всё равно, что пельмень будет кататься по сковородке и надеяться остаться не прожаренным.

— Ты не можешь меня убить, Корень-Зрищин, — объяснил я, — Я под защитой Охранки. Ты уже и сам это знаешь, я уверен. И добиться моего отчисления отсюда ты тоже не сможешь. А от твоей родни я просто спрячусь. Я прячусь не хуже, чем сражаюсь, уверяю тебя.

А ты тем временем тоже хочешь и дальше учиться в Лицее и спать на кровати Александра Сергеевича Пушкина, я прав? И ты не хочешь, чтобы я тебя прожаривал. Или хочешь?

— Нет! Да! Да я на всё согласен, Нагибин, тварь, выключи…

К запаху паленой шерсти примешался аромат горелого мяса, Корень-Зрищин теперь поджаривался уже в буквальном смысле.

— Значит, мир? — спросил я, борясь с болью в спине, — Ты обещаешь, что не будешь пытаться мстить мне, что твой клан не будет меня убивать?

— Да… Клянусь! Слово магократа! Я клянусь, что не буду тебя трогать!

Волосы на голове у Корень-Зрищина вспыхнули. Я стащил княжича с жаровни и затушил его фартуком повара, весьма кстати оказавшимся рядом.

Потом я вылил на Корень-Зрищина самовар холодного чая, стоявший возле жаровни.

Княжич хрипел, шея у него была прожжена до мяса.

— Ну вот и помирились, — сообщил я Корень-Зрищину.