Было около часа ночи, в отличие от Лицея, где продолжалась суматоха, город спал и видел сны. На нужную мне пристройку, где теперь обитал Корень-Зрищин, паника пока что тоже не перекинулась.
Казаки, дежурившие на входе в парк, удивленно уставились на меня, но ворота открыли. Видимо, мой колпак и балахон их успешно обманули, и они приняли меня за младшего Огневича.
Я величаво вышел из парка, тем более что трудно ходить невеличаво, когда на тебе ритуальное одеяние.
Потом я поднялся по ступенькам на крыльцо исторического здания Лицея, и казак у дверей вежливо открыл мне дверь. Я ощущал себя героем фильма Кубрика «С широко закрытыми глазами», не меньше.
Оказавшись внутри пристройки, я убедился, что понятия не имею, куда идти. Но долго раздумывать мне было некогда, поэтому я просто пошёл вверх по главной лестнице, устланной зеленым ковром.
На первом этаже не было никого, на втором торчали казаки и мыли пол две крепостные девки, а вот на третьем я увидел в коридоре старых знакомых.
Знакомых было сразу трое — Псобчакова, Оживлялов и Медведянский. Медведь при Медведянском имелся и явно новый — злой, черный и огромный.
Кроме этой компании тут же в коридоре стояло восемь казаков с автоматами и незнакомый мне молодой маг-второкурсник. Второкурсник был мрачным и бледным парнем, на клановом гербе у него помещалось изображение пылающего шара. То ли Солнце, то ли комета без хвоста, а может и просто фаерболл.
Мда.
Я понял, что я, пожалуй, погорячился, когда пришёл сюда.
Четверо магов, вдвое больше казаков и медведь. Охрану Корень-Зрищину выставили — моё почтение.
Впрочем, хрен с ней, с охраной. На мне все еще балахон и колпак-маска Огневича, так что если всё сделаю правильно — обойдёмся без боя.
Придав себе пафосно-безразличный вид, я уверенно и неспешно двинулся по коридору. Вскоре я увидел небольшую дубовую дверь с золоченой табличкой:
«В этой комнате в 1811–1816 годах во время своего обучения в Лицее жил поэт Александр Сергеевич Пушкин».
А теперь тут живёт Корень-Зрищин, и при этом неплохо охраняется. Я сильно сомневался, что во время пребывания здесь Александра Сергеевича у его дверей торчал десяток вооруженных казаков, так что Корень-Зрищин в некотором смысле даже превзошёл поэта.
Я уже почти подошёл к дверям с табличкой, казаки почтительно расступились передо мной.
— Ты чё так рано? — нахмурился Медведянский.
Я не отвечал. А как я могу ответить? Я, конечно, могу пробасить что-нибудь в ответ, но выйдет наверняка фальшиво, скопировать густейший бас младшего Огневича не смогли бы даже лучшие пародисты из телепередачи «Аншлаг». Так что придется мне помолчать.
Парень с огненным шаром на клановом гербе тем временем поднял вверх два сложенных пальца, а потом быстро опустил их. Движение было быстрым, едва заметным, но явно что-то означало. Что-то нехорошее для меня лично.
— Это не Огневич, — констатировал парень с шаром.