– Близится час, когда я предстану пред тобой, Вседержитель! Дай же сил не добавить к венку тех грехов, что несу с собой всю свою долгую жизнь, и за что мне уготована участь гореть вечным огнем в геенне огненной, самый тяжкий – грех отчаяния!
Внезапно рыцарь, скакавший в двух сотнях саженей впереди, резко осадил коня. Букефаль уперся крупными копытами в землю на четыре вершка в глубину, а затем встал на дыбы, выражая свое недовольство протяжным ржанием.
Услышав ржание хозяйского коня, Гильом воспрял духом и поднял голову. Он пришпорил Красотку и потрусил к рыцарю.
Рыцарь, дергая поводья, заставлял Букефаля крутиться на месте. Удила впивались в черные лошадиные губы, с них капала жидкая горячая слюна.
Гильом, охая и причитая, подъехал к де Феррану.
– О, сир! Благодарю вас за то, что вы столь снисходительны к старику. Еще немного, и моя печень, чьи границы я чересчур расширил неумеренными возлияними – грех, простительный для молодости! – превратилась бы в повидло и полезла через все природные отверстия, посредством которых я общаюсь с этим бренным миром…
Де Ферран поднял руку в кольчужной перчатке.
– Тихо, пес! Не скули! Ты ничего не слышишь?
Каль прислушался.
– Нет, сир. Ничего, кроме ваших любезных и вежливых слов. Позволю заметить: мне приятно, что вы так высоко оцениваете мои заслуги перед вашей Милостью…
– Хватит, Гильом! Напряги свой слух и скажи мне: ты ничего не слышишь?
Каль покрутил головой, подставляя ветру то одно, то другое ухо.
– Шум листвы, сир… Топот копыт Букефаля… Звон ваших доспехов… Голодный глас моего брюха… Нет, более ничего, ваша Милость!
Рыцарь натянул поводья, заставив коня замереть на месте. Он поднял указательный палец и прошептал.
– А вот это? Голос? Тихий голос, будто говорящий что-то? Никак не разберу, что. Ты слышишь?
Каль оглянулся.
– Нет, ваша Милость. Должно быть, это скрипит седло подо мной. Сдается мне, эта хитрая бестия Красотка всегда надувает живот, когда я затягиваю подпругу.
– Ну так ударь ее хорошенько в бок: в следующий раз, когда будешь седлать.
– Я последую мудрейшему совету вашей Милости.
Рыцарь, не отрываясь, смотрел вдаль. На горизонте лес расступался и начиналась узкая, как горло кувшина, долина, зажатая с обеих сторон одинаковыми горами, похожими на перси девы.