Библиотека

– Мне кажется, я слышал странные звуки, Гильом.

– Слух вашей Милости остер. Куда мне до него?

– Ты похвалялся, что знаешь множество языков, включая тот, на котором разговаривают григулианцы – люди-кентавры с красной кожей, живущие на самой восточной оконечности Земли?

– Истинно так, благородный кавалер: кожа их красна оттого, что они первыми встречают Солнце, еще не растратившее в напрасном сиянии своих сил. Это научный факт, сир. Однако… Осмелюсь заметить, что я не похвалялся. Пустая похвальба – занятие, достойное глупцов и мальчишек, чья горячность далеко превосходит знания и опыт. Я же утверждал, что знаю четырнадцать людских наречий, из которых два уже мертвы, потому что нет народов, изъясняющихся на этих языках.

– Хорошо. Пусть так. Ты не похвалялся, ты утверждал. Тогда скажи мне, мой высокоученый Гильом, что могут значить два этих слова?

– Каких, сир?

– «Мазин джен»?

Рыцарь произнес эти слова почти шепотом, сложив губы трубочкой. Гильом Каль счел потешным наблюдать сложенные на подобный манер черты мужественного лица, обрамленного шлемом и забралом. Таким был кавалер де Ферран двадцать лет назад, когда малым ребенком сдувал с одуванчиков белый пух, резвясь в лугах и лесах своего родового поместья.

Улыбка раздвинула седые усы Каля.

– Нет, ваша Милость! Таких слов я прежде никогда не встречал в пыльных шкафах своей памяти. Они не рубят воздух, срывающийся с губ, когда выражаешься на германском; не ласкают слух, как благородная золотая латынь; не заставляют трепетать сердце, как почитаемый мною превыше прочих наречий древнегреческий…

– Довольно, – сухо оборвал его рыцарь. – Значит, тебе эти слова ничего не говорят?

– Нет, доблестный кавалер. Они говорят мне только одно: даже такое могучее тело, как ваше, нуждается в отдыхе. Почему бы нам не сделать привал на краю того леса, что синеет вдали? Солнечный диск торопливо бежит к закату: кто знает, что ждет нас между персями этой юной девы, к коей вы так стремитесь, словно она действительно существует наяву, а не только в вашем пылком воображении?

Рыцарь нахмурился. Доводы Гильома показались ему убедительными. Что за нужда так спешить? Зачем ступать на чужую, незнакомую землю под покровом ночи? Вполне возможно, что земля эта населена людьми, на которых еще не снизошел свет слова Господня: ведь они очень долго были в пути – с тех пор, как де Ферран оставил родное гнездо, времена года успели сменить друг друга три раза кряду. Миновало три лета и три зимы. Зачем подвергать себя неизвестной опасности, если хочешь встретить четвертую?

– Будь по-твоему, книжный червь. Из уважения к твоим сединам и стертой в кровь заднице – мы разобьем бивак на опушке того дальнего леса. Поспешай за мной, но смотри! Если ты опять будешь плестись, я тебя брошу! – рыцарь отпустил поводья и ударил шпорами Букефаля. Конь взял с места в намет; из-под его копыт полетели комья мягкой земли.

– Ох! Ох! – Гильом Каль обреченно потрусил следом. – Брошу! Даром что такой большой и сильный, а без старого учителя вы, ваша Милость, сущее дитя. Покрытое шрамами, успевшее вкусить бранной славы, крови и смертельных опасностей, но – дитя! Это не вы меня, а я вас скоро покину, буде на то воля Всевышнего. Великий Боже! Услышь эти смиренные мольбы и продли мои дни, пусть они и будут исполнены мучений из-за проклятых камней, терзающих уже бессильную, но по-прежнему самую нежную в мужском теле плоть, которую я кладу на спину Красотке, садясь в седло, но не дай моему господину остаться одному в этих диких и неизведанных краях. Аминь! Но! – он пришпорил лошадь. – За свой долгий век я немало покатался верхом, если ты понимаешь, куда я клоню, но ни разу не видал такой ленивой особы! Случалось – да не услышит никто моих слов! – седлать и благородных дам, и все они были куда резвее, чем табун таких вот Красоток! Но! Но! Да укрепит пресвятая Дева твои дрожащие ноги и пошлет нечистый немного дьявольского огня тебе под хвост! Вперед, кляча!

* * *

В этом месте сон Пинта прервался. Он сел на кровати и привычным жестом нащупал сигареты.

Что за наваждение? Когда он перестанет видеть эти сны? Когда эти сны перестанут казаться ему зловещими?

Наверное, дело в том, что он заранее знал, какой печальный конец ожидает рыцаря. Неумелый режиссер, склонный к дешевым эффектам, показал ему финальную часть, а потом решил начать историю с начала. Это все равно, что открыть книгу и первым делом заглянуть на последние страницы. Узнать, чем все кончится: гибелью главного героя или свадебными колоколами?

Пинт спустил ноги на пол. Мышцы плечевого пояса приятно болели: признак правильной и интенсивной нагрузки.

Он старался не шуметь: пусть девочка хорошенько выспится перед экзаменом. Ей надо быть свежей и отдохнувшей. К счастью – ему хотелось, чтобы это было так – остальные люди живут в нормальном, ярком и красочном, мире. И наверняка не видят странных снов.