Голоса

22
18
20
22
24
26
28
30

Такс, понятно, у нее помешательство, она кричит мне вслед что спасутся только избранные и кричит кстати громко, удивительно сколько мощи в ее то возрасте. Иду домой, размышляя что мог бы и обычную дворняжку подобрать для семьи Пельменного, не мерз бы щас. Лежебока сказал мне в этот момент что надо ценить то что имею. Ага, он то температуры не чувствует, а у меня уже звенят бубенцы как на тройке резвой.

А придя домой, смотрю на монетку, покатившуюся из джинс когда я переодевался. Бл*дь– это были злоебучие 10 рублей, из-за которых я столько шел по этому злоебучему морозу. В голове кто-то смеется, а Боярышник говорит, что ходить пешком полезно.

Боярышник и другие целебные напитки

До того момента как стать Боярышником, Павла Сергеевича кто-то боялся, кто-то уважал, а кто-то в открытую презирал. Особенно в конце 80х. Все дело в том, что Павел Сергеевич был преподавателем одной из самых необычных дисциплин– научного коммунизма. Дисциплина, проложившая начало социологии, достаточно долгое время была почитаемой и уважаемой, но многие ее аспекты вызывали вопросы и споры, а спорящие это делали на кухне и достаточно тихо, ибо могли посадить. Боярышник преподавал, жил простой жизнью, пока после брежневского застоя, при Горбачеве, Павлу Сергеевичу очень не повезло. Кажущийся грозным и непоколебимым СССР окончательно проиграл холодную войну, экономику к тому же подкашивало, Афганская кампания и кризис социализма добивали страну, и все чаще и чаще студенты поднимали такие темы, от которых у внешне сдержанного преподавателя внутри бушевало и подгорал бугуртомометр. Абсолютно спокойно ему прямо в лицо говорили о утопичности коммунизма и ненадобности его предмета. Некоторые вообще в шутку писали стебные научные работы, чтобы доказать, что идеи «социализма» и «коммунизма» являются бредом, т. к. они основываются на заблуждениях и неприкрытой лжи, причинявшие людям боль и страдания, ибо они, одураченные и обезумевшие, начали уничтожать друг друга с неистовой яростью и верой в светлое будущее. О величайшем заблуждении, коим было якобы перенесение равенства на область экономической жизни общества, наиболее прямо связанное с материальной, естественной природной средой. В дикой природе равенства нет и быть не может, поскольку всякое эволюционное развитие предполагает выживание сильнейших организмов и истребление более слабых.

И вот прямо в лицо Павлу Сергеевичу, ухмыляясь, заявляют, что идея равенства позволяет бездарному жить за счет одаренного, эксплуатировать его. Раньше за такие слова можно было схлопотать весомый срок по очень нехорошей статье. А самое главное, что в душе Павел Сергеевич видел, что значит советское равноправие. Равенство всех перед законом? Конечно, так оно и было, скажете тут, у него у самого деда по доносу раскулачивали. Но он верил, что СССР еще может создать правовое государство, чтобы законы были справедливы, и чтобы судьба каждого человека зависела не от прихоти судьи и прокурора, а лишь от закона. А еще Павел Сергеевич особенно огорчали речи о методах навязывания коммунистического строя, то есть о революционной диктатуре пролетариата. Ведь вырвали рабочих и крестьян из царского гнета, пусть и какой ценой.

(А что такое диктатура? "Диктатура-это власть, опирающаяся не на закон, а на силу. Насилие – вот главное орудие власти замечает Революционер).

И вот те редкие студенты сидят и доводят его, рассуждая о том, имеет ли разница между диктатурами фашистской, пролетарской, бюрократической, военной? При всех этих диктаторских режимах всегда происходят насилие, репрессии, произвол и беззаконие.

Никак не мог поверить еще не состарившийся Боярышник в то, что слышал, да как посмели они сравнивать фашистов и коммунистов? Да, Хрущев перегнул палку в Новочеркасске. Да, пришлось скрывать Чернобыль, с облученными майскими демонстрациями. Да, Кронштадтское восстание 1921 г. пришлось утопить в крови (а та расправа была страшной). Да, были репрессии и лагеря смерти, были пакты о ненападении и расправы с теми, кто рапортовал о грядущей войне с нацистами и последующей кровавой мясорубкой с официально дружественной страной национал-социалистов. Железный занавес и подавления восстаний в дружественных республиках. Но какое государство построили, великое же государство! Человека в Космос отправили! (а миллионы загубленных жизней– это же пустяк, ошибки партии, съехидничал Антон Вертолетчик). Студенты язвят, обсуждая как в Самаре (бывший Куйбышев точнее) появились районы, построенные заключенными и как в тяжелые зимние годы их не успевали хоронить, и просто складывали на кладбище в районе участка Мехзавода.

Боярышник считал, что молодежь не видит заслуг, а только обличает. Вопят о том, что Самара благодаря коммунистам разрасталась на костях. Мол многоэтажки 1970-х годов постройки расположились на некрополе Иверского монастыря. (Кстати, хочется упомянуть что от того кладбища остался памятный камень Алабину, и то благодаря тому, что к нему бабы привязывали веревки и сушили белье. Общежития Медунивера тоже стоят на территории старого кладбища, проходящего как раз на границе ул. Гагарина. А если вас занесет на территорию спортивной площадки школы №16, то вы увидите могильные плиты. Раньше там располагался Никольский мужской монастырь, а сейчас от него остались только ворота из красного кирпича, стоящие на пересечении улиц Осипенко и Циолковского. Под памятником *Чапаеву в компании соратников* тоже были похоронены борцы революции. Под стадионом Динамо лежат мертвые. Бывает. Самое большое кладбище дореволюционной Самары, Всесвятское, так же было стерто с лица земли, его грандиозную территорию стали застраиваться в 1930-х.Чтобы уничтожить некрополь, был издан указ Горсовета «О реализации памятников, крестов, решеток и надгробных ценностей, и знаков в пределах городской черты» от 1930 года. Ныне там Железнодорожный район и торговый центр Гудок, при постройке которого выкапывали кости.)

Да, Павел Сергеевич прекрасно знал, что в 1925 году Иверский монастырь был закрыт, а в бывших кельях монашек обосновался советский пролетариат. И так образовался Рабочий городок. Населения того района работало на пивзаводе, ГРЭС и фабрики, где делали бочки. Павел Сергеевич вспоминал, как отец рассказывал о тех временах, как топили иконами буржуйку, как ребятнёй лазили по склепам, а взрослые мужики искали у мертвых чем бы поживиться. Коронки, нательные кресты, пуговицы и табакерки, причем *археологи* делали все это крайне небрежно, словно ковырялись на свалке. Кости и черепа просто кидали на пол, ища чем бы разжиться и опохмелиться. Времена были другие, а про уважение к усопшим пролетариат как-то и не задумывался. На одном склепе просто поставили туалет, выломали крышу и срали. Зато выгребную ямы копать не надо. Но не может молодежь понять, что рабочий-человек простой, страну требовалось поднять из пепла Гражданской Войны, и не думали они тогда, что туалет над склепом-это мерзость. А теперь ему язвят о Самаралаге. О том, как на узниках этого лагеря молодое Советское правительство в лице ГУЛАГа поставило эксперимент выживания в зимних условиях, заключенные вкалывали полуодетыми, кормили их хуже животных, а жили те несчастные в переполненных брезентовых палатках. Кричали в лицо о Безымянлаге. Вспоминали страшилки про баржи смерти. О застенках НКВД в Самаре на ул. Степана Разина, 37, где допрашивали и пытали, а после расстреливали в подвале. О казнях в тюрьме на ул. Арцыбушевской (и там тоже общежитие Медунивера). О том, что убитых хоронили не на кладбище, а в селе Гавриловаа поляна и Парке Гагарина (выяснилось, что раньше на месте парка были дачи НКВД, а заодно и полигоны-захоронения. Странное соседство, но чекист-человек суровый. Что когда в 80х бульдозер рыл котлован, срезав землю обнажились кости. Много костей. Что были подняты архивы, и оказалось, что весь парк – это не только отличное место отдыха, но и засекреченное кладбище несчастных, по тем или иным причинам нашедших здесь свое последнее пристанище. Говорят, что места захоронений помечались дубами, а дубов тех лет в парке очень много. Правда на это плевали, разбираться особо не стали и люди так и продолжали веселиться на покойных. Вы часто отдыхаете на кладбище? Кстати в парке был поставлен камень, на котором была высечена надпись: «Памятный знак установлен на месте захоронения жертв репрессий периода 30-40 годов. Поклонимся памяти невинно погибших». А в 2012 году памятник исчез. Оказалось, что городские власти его демонтировали, и на его месте возвели скульптурную композицию «Спас» в виде человека, держащего над головой терновый венец из колючей проволоки. Ведь следующим поколениям не нужно вдаваться во все подробности этой истории с переносом, да и вообще проще сказать, что скульптура памятна в целом, а расстрельных могил не было и все это выдумка. Не так ли?)

Студенты в открытую издеваются над ним, преподаватели всерьез рассуждают о погибших благодаря искусственному голоду крестьянах, причем пока они умирали, зерно экспортировалось на ненавистный капиталистический Запад. Коллективизация, превратившая в советских рабов тружеников плуга и серпа. Что с крепостным правом колхоз сравнить нельзя, ведь барщина была всего три дня в неделю. Бесплатные трудодни батрачества на государство, и обложенное налогами приусадебное хозяйство. Каторжный труд на лесозаготовках и прочих радостях жизни. Добровольные(принудительные) займы. Людоедство в голодающем Поволжье. Павел Сергеевич пытался спорить, доказывая, что перед всеми этими ужасами были 4 года Первой мировой и 3 года Гражданской, что голод был и при царских временах, а в Америке во время Великой Депрессии дела обстояли не менее плачевно и что ей была необходима Вторая Мировая Война. Но его не слушали. Говорили, что все это полная чушь, так как в магазинах дефицит сейчас и не найти туалетной бумаги, какая еще на хрен Великая Депрессия?!

А потом все окончательно рухнуло.

Процитирую одного безумного героя– в какой бы жопе не оказалась ваша жизнь, почти всегда можно вспомнить, когда она в эту жопосрань повернула, можно сказать что для Павла Сергеевича жопосрань наступила после путча ГКЧП, развала СССР и становления нового капиталистического государства. В угоду новым течениям, сменившейся ректор института указал ему на дверь, попутно припомнив его активную борьбу в былые годы с фарцовщиками.

Жена же, осознав грядущие перемены, потеряв источник дохода и льгот, постоянно требуя денег, послала его нах*й (не любила она его толком, приехала из провинции, а городская прописка и квартира ох как поднимали ее статус в глазах селян и семьи) выкинула вещи и сменила замки. А устраивать скандал и идти по судам он не решился. В те невеселые времена единственный человек, который ему пытался помочь-его сестра. По роду деятельности она была швея, а по роду занятий вне работы-употребляла водку, точнее распивала ее в огромных количествах. Павел Сергеевич безуспешно пытался устроиться в изменившейся жизни, и чем больше времени проходило-тем хуже становилось. После многолетней преподавательской деятельности была работа грузчиком, другая мелкая грязная подработка, и приходя домой грязный, с ноющей после мешков с картошкой спиной, на фоне всеобщего 3,14здеца, до этого непьющий человек запил. Очень трудно, когда все чем ты жил всю свою жизнь, поливают грязью со всех сторон, причем сам он был человеком тихим и незлобным, и чья психика потихоньку стала рушиться бутылкой. А спиваются и куда более сильные люди. Потому что, когда за мелкий прайс тебе становиться пох*й на происходящее вокруг– атмосфера вечного веселья и ухода от реальности затягивает.

Семейные посиделки с сестрой переходили в бухание с пахнущими за версту коллегами, от которых он получил прозвище Шатун. Уж больно нравилось им слушать по синьке его рассуждения о становлении марксизма-ленинизма по земному шару. Доступнейшей в то время была бормотуха и другие винно-водочные суррогаты, чьё качество становилось все хуже и хуже. Разбавленный технический спирт. Незамерзайка. Ален Делон не пьет одеколон, а бывший советский гражданин– да.

Так продолжалось долго, очень долго, пришли сытые двухтысячные, Боярышник работал грузчиком на какой то оптовой базе, пока в очередной попойке его сестра, обладающая многолетним стажем в распитии, по всей видимости перепила очередного собутыльника, чем подорвала его мужскую самооценку и получила колюще-режущие кухонным ножом (самое распространенное орудие смерти и по наше время). А Павел Сергеевич в это время валялся в соседней комнате, и даже будучи на бровях все это слышал. Он пытался ползти, но уснул. А наутро он очнулся у ментов в компании убийцы своей сестры, оказалось, что соседи вызвали милицию и приехав, они повязали всех, кто находился в квартире. Ох, видели бы как бывший преподаватель выбивал зубы, это то еще зрелище. О*****лившись от прибежавших на шум стражей галактики, заработал отбитые почки. Бывает. Ссал кровью. Потом похороны, суд, еще более страшное пьянство. И в тот момент, когда все окончательно как ему казалось рухнуло, на пороге оказались родственнички, сыгравшие с непрописанном по месту жительству *грязным алкашом* игру *Выкинь дядю на мороз*. И тут начинается та часть истории, когда Павел Сергеевич стал как мы его называем– Боярышником.

Оказавшись на улице, он особо и не паниковал, было лето, и он отсыпался после работы на овоще базе на лавочке, потому что привык спать там, где упал после пьянок и это было не впервой. Думал выкрутиться, обойдется, помогут старые приятели– но не вышло.

Его гнали ссаными тряпками практически все старые знакомые, в то время каждый почему-то старался помочь себе сам. На овоще базу выходить само собой перестал, началось наступившей осенью его мытарство по подъездам, правда из них постоянно гоняли и зачем-то били, хотя он не гадил и презирал тех, кто срал там, где спал. Вместо завтрака (а иногда обеда и ужина, потому что бухло было более необходимо чем хавчик) – пара глотков спирта, пил интеллигентно, разбавляя водой и закусывая тем что найдет. Побирался, называя удачные места *островами сокровищ*, но на них слетались более сильные и молодые, поэтому постоянно мигрировал. Замечал по выражению лиц, подадут или нет, мог с 5 шагов угадать настроение прохожих. Внутрь магазинов не пускали, хотя он честно пытался купить на свои кровные еду, и потому он по достоинству оценил выросшие как грибы после дождя киоски. А вот рынки старался избегать, там могли и повесить кражу, а то и просто отметелить по приколу. Когда заканчивались сигареты и поднимал бычок, вставлял его в бережно заворачиваемый в тряпочку мундштук, потому что опасался несмотря на маргинальный образ жизни подхватить какую-нибудь заразу. У всех свои тараканы. Знал, что, если сбить камнем замок с погребов, можно потом так неделями питаться, если удача улыбнется. Сдача стеклотары как хождение на работу.

Сначала он был бомжом одиночкой, потому что опасался всех и вся. Тем, кто живет группами, значительнее безопаснее, легче добыть пропитание и синьку. Да и бухать сложившейся компанией радостнее. Но они чаще всего оказывались крысами, обирающими конкурентов, да и боялся он отныне бухать с кем то, потому что по ночам слышал крики сестры и видел другие сражения опустившихся на дно маргинальных мушкетеров. Один раз видел жену, но она его не узнала, а он и не смог ей ничего сказать. Только в тот вечер выпил спирта неразбавленного и рыдал. Грязные теплотрассы, вшивые подвалы, вонючие свалки и помойки, пешеходные переходы как небезопасные, но доступные ночлеги, прогулки по паркам в поисках недопитого и несъёденного, постепенно человек ко всему привыкает. Менты поначалу забирали, а потом просто плюнули, был Боярышник безобидный и на такого бы повесить какой-нибудь висяк, да был среди их начальников его бывший студент, который не переносил его предмет, но где-то глубоко внутри сочувствовал и все понимал, оттого и не допускал поездки на зону своего бывшего преподавателя, уверенный, что несмотря на то что там кормят и тепло, его просто на просто убьют из-за мягкости характера и отсутствия жизненного опыта.

Кстати на улице дольше 2-3 лет не живут, но постепенно Боярышник научился жить и в таких условиях, правда нужно очень много пить, но еще больше надо пить зимой, когда трудно найти еду, все болит, так и еще холодно, и не согреешься пока не выпьешь столько, что не вырубишься, а проснувшись не вернёшься в реальность и пойдешь искать что-нибудь полезное-съедобное, тяжелее всего после сновидений, где он видел себя в прошлой, в сытой жизни.